Даже если ты уйдешь

— М?

— Ты самая красивая женщина на свете, — сказал, раздвинув ее колени и снова нависнув над ней.

— Врёшь, — одарив его легкой ухмылкой, Эсмигюль облизала пересохшие губы.

— Заставлю поверить, — это были последние слова перед тем, как он сломал последний барьер, а она с криком прогнулась в пояснице и оказалась в его полной, безоговорочной власти.

Долгие годы одиночества стоили этих мгновений безграничного счастья, когда от обожания мужчины она плавилась, как свеча, а пламя только разгоралась. Дышали и двигались в унисон, наслаждались друг другом и любили так, как никогда в жизни. Эсми то гладила, то царапала его плечи, спину и ягодицы, тогда как он по-хозяйски прошелся ладонью по ее бедру и закинул себе на талию. Несмотря на открытое окно, до них не доходили посторонние звуки. Только шепот, стоны, ее повторяющееся “пожалуйста, ещё”, его хриплое “моя”. И приближаясь к неминуемому, Эсми уже не сдерживала себя и стала громче…пока взорвалась окончательно и не стихла, жадно глотая воздух. Он содрогнулся через несколько секунд и обессилев от переполнявших чувств упал на нее, уткнувшись влажным лбом в ее хрупкое плечо. Тяжести его прекрасно сложенного тела она не ощущала. Он был легким, таким любимым, родным в этот момент, что она обняла его, укрывая от всего мира. Согревая. И так они лежали, растворившись друг в друге.

В понедельник продолжим сразу с десерта. Желаю всем классных выходных. А пока проходите в блог, там визуал и саундтрек https:// /shrt/ttlG

Глава 22. Ты только не волнуйся

Несколько недель спустя

Несмотря на то, что внешне для людей посторонних Муслим Магомедович Мамедов казался серьезным, строгим, но справедливым мужиком, только самые близкие знали о его светлой, доброй стороне, которую даже его мать называла слабостью. И только одной женщине он дал себя приручить полностью. Женщине, от легких поглаживаний которой у него по всему телу рассыпались непривычные мурашки, а аппарат завелся так, что осталось только медленно выдыхать через нос, чтобы ничем себя не выдать.

Муслим лежал на боку, спрятав одну руку под подушку, а другую согнув в локте и делая вид, что все еще спит. Между тем Эсмигюль водила ладонью по обнаженной спине своего мужчины, изучая коричневое родимое пятно в виде причудливого острова, спрятавшегося между лопаток. Там же были три родинки, которых захотелось поцеловать, пока он спал. И она, не удержавшись, коснулась их губами и тут же почувствовала новую волну желания, растекшуюся внизу. Эсми почти невесомо прошлась по темным волосам на руке, даже не заметив, что он пробудился, но молчал, наслаждаясь каждым ее движением. Она не видела, как на его губах заиграла довольная улыбка, как он открыл глаза и ждал, предугадывал, что же его женщина сделает дальше. В эту минуту оба чувствовали себя счастливыми, но в то же время уязвимыми, потому что скоро придется разъехаться в разные стороны.

— Хочу просыпаться так каждое утро, — все-таки не выдержал он и повернулся к ней, нежно взяв ее за запястье, поцеловав в центр ладони и положив ее себе на грудь. Эсми склонилась над ним и залюбовалась, подумав: “Какой же он красивый…и мой”.

— Мы отрубились, — она, наконец, легла на его руку и прижалась к нему. Они снова переплели пальцы и как могли откладывали момент расставания.

— Надолго?

— Полчаса. Надо ехать…работу работать.

— Надо. Но официально я на тренингах для владельцев малого и среднего бизнеса. Несуществующих правда.

— Хм, хороший предлог, - ухмыльнулась Эсми, — надо тоже себе такое организовать по вторникам и четвергам.

— Может, лучше скажем всё детям и перестанем прятаться? — этот его хрип не сулил ничего хорошего. Он уже не раз заводил этот разговор, а Эсми отвечала, что еще не время.

— Скажем. Скоро, — она поцеловала его в шею, чтобы задобрить, зная, что это запрещенный прием. Муслим же не стал ходить вокруг да около, а ловко схватив ее, положил на себя и впился в чувственные, бледно-розовые губы. Слова уже были лишними, оба хотели одного и потому стремительно понеслись к звездам.

Сначала руки Муслима блуждали по ее спине. Языки сплетались в бешеном танце, доводя до греха. После она сама отстранилась, задышала учащенно и посмотрела томным, полным обожания взглядом в его глаза, окутанные туманной поволокой. Заискрило. Муслим подался вперед, и придерживая ее сильными руками, проложил дорожку из поцелуев от шеи до любимой груди. Мелкая дрожь прошлась по ее телу, когда он захватил ртом упругий ноющий сосок, а выпустив, приласкал его кончиком языка. Затем перешел на другой, пока Эсми кусала губы, постанывала и царапала ногтями его затылок.

— У меня нет… — тяжело дыша, предупредил он. — Та упаковка была последней. Прости.