– Поспелова! А Поспелова!
Люба посмотрела на Картавцева.
– Что, на свидания никто не зовёт? – скалясь, выкрикнул Игнат и злорадно заржал.
– И никто встречаться не хочет?
Люба молча смотрела на него.
– Глянь-ка, не отвечает! – повернулся к хихикающим девочкам Картавцев и начал, демонстративно и гадко кривляясь, передразнивать тихоню.
У Любы на глаза навернулись слёзы. Она отвернулась. Только слышала, как Картавцев громко говорит Юлиане:
– Да кому она нужна, сдохнет старой девой, монашка кривая!
Слёзы больше не могли удержаться в глазах и потекли по лицу. Люба глубоко вздохнула, пытаясь подавить рыдание, иначе станет ещё хуже.
«Молодец, Картавцев! Прыгаешь на мне, чтобы заработать очки! Браво! Только Близнюк всё равно с тобой встречаться не будет, когда есть богатые взрослые мальчики на джипах или понторезы с первой школы!» – девочка ещё раз вздохнула и засунула обиду глубоко внутрь. Она поплачет дома. Здесь не место. В ушах будто сквозь вату гудел шум распоясавшегося класса.
Поспелова закрыла воду и протяжно выдохнула. Мерзкое воспоминание не отпускало, поднималось тяжёлым комом к горлу и начинало душить. На неделе ей говорили много гнусностей, но эта была последней каплей. Челюсти болезненно сжались, и Люба, чтобы расслабить сдавленную грудную клетку, втянула с шумом воздух через нос. Сердце бешено колотилось.
«Ненавижу тебя, Картавцев! Когда-нибудь поплатишься за все подлости, мерзкий уродец! Надо успокоиться, посмотреться в зеркало: вдруг лицо или глаза красные… Никому не покажу, что больно. Пусть даже не надеются!» – Люба собралась пойти к выходу из коридора, граничившего с вестибюлем первого этажа. Слава Богу, в её группе по английскому не было ни Игната, ни Юлианы с Тарасовой. Хотя девочки ей ничего плохого не говорили, лишь хихикали, тихоня ненавидела и их.
– Тетрадь принесла? – вкрадчиво шепнули ей в ушко.
От неожиданности Поспелова резко обернулась и чуть не столкнулась лбом с цыганом, подкравшимся слишком близко. Старшеклассник незаметно следовал за ней с момента выхода из столовой и стоял за спиной, пока она, погрузившись в мрачные думы, мыла руки.
– Не принесла! – взбеленилась школьница, не ожидав от себя такой ярости. Внутри заклубилось всё, что подросток пыталась подавить после черчения, и на наглого ровесника терпения не хватило. Гнев, что её подленько поймали в момент душевной слабости, наконец заставил Любу защищаться.
– И не принесу. Не рассчитывай! – жёстко чеканила она, шумно дыша носом и смело глядя в насмешливые чёрные глаза.
Сэро растерялся: из пугливой терпилы на мосту девица переобулась в воинствующего ботана. Наблюдательный юноша подметил, что зубрилка не в духе: глаза болезненно красные, побелевшие губы поджаты, на бледных щеках красные пятна. Лицо человека, старавшегося не расплакаться изо всех сил.
– Почему? – брякнул повеса, озадаченный резким отпором.
– Потому что ни черта не соображаю и сама списывала на уроке! Зря требуешь домашку – пользы будет ноль! Я бездарь в химии, понимаешь? – девушка созналась неожиданно, но грубо и прямо. Поспеловой стало плевать, что беседа с цыганом пошла не по плану, придуманному вчера во избежание новых проблем.
– Что-то не верится, – нахмурился Ибрагимов. – А что ты тогда на листке строчила как невменяемая?