Глава 11.
В товарной кассе ж/д вокзала пахло лежалой бумагой, старыми лакированными деревянными панелями и чернилами – ароматами государственной суровой конторы.
Здание выглядело невероятно старым, фундаментальным, с настолько высокими потолками и окнами, что посетителям приходилось хорошенько задирать головы, дабы разглядеть тяжёлую массивную железную люстру на мощной, потемневшей от времени цепи.
Щёлкали счёты. Перестукивала печатная машинка. Рядом скучал выключенный компьютер. Товарный кассир Поспелова в ногу с прогрессом не шла, в отличие от шустрой молодой напарницы Тони – та с компьютером была на «ты».
Рабочий стол завален бумагами. Каждая бумажка – с цифрами, буквами, подписями и печатями – лежала на своём месте, подшитая и подложенная туда, где следовало. У финансистов с документами иначе дружба и не водилась. А Григорьевна являлась как раз тем спецом, который в дебрях своей работы плавал как рыба в воде.
Практически всю взрослую жизнь Александра и Василий Поспеловы отдали железным дорогам России, впоследствии получив почётные звания ветеранов труда. На ж/д станции приходилось трудиться много, тяжело. Сколько Люба помнила, родители возвращались после рабочего дня измученные и молчаливые, опустошённые до дна. Особенно мать. Она приходила поздно, уставшая, раздевалась и падала без чувств на кровать. Но и после отдыха женщина оставалась нервной, тревожной.
Умственный труд в товарной кассе изнурял, и тем не менее женщине нравился. Другую профессию Александра Григорьевна для себя не рассматривала.
Лихие 90-е внесли коррективы в жизнь маленькой южной ж/д станции. Шли закулисные грязные распилы и разделы, товарные составы пропадали целиком в дебрях России. Кто из работников не успевал учуять «запах горелого» – оказывался за решёткой.
Работалось страшно, но как ещё семью кормить? Александра могла в товарной конторе до глубокой ночи перепроверять счета и табеля, сортировать накладные, а в выходной, когда её сменяла напарница Антонина, переживала за себя и близких – не подставят ли? Доверять внутри организации, где варились огромные суммы, было некому. Всякий сообразительный да нестыдливый тащил всё, что плохо лежало. Кто – содержимое товарных вагонов, а кто – миллионы через аферы с документами.
Это было страшное время для Александры Григорьевны – работника исполнительного и ответственного. Человека в работе справедливого, порядочного и принципиального. Женщине, не желавшей быть замешанной в закулисных делишках ж/д коллектива, было от чего дрожать: от страха подставы, боязни тюремного заключения и несмываемого грязного пятна на будущем сына и дочери.
***
Пружина, натянутая от тяжёлой входной двери коридора к наличнику, протяжно затрещала.
Александра Григорьевна отвлеклась от бумаг, чтобы посмотреть на посетителей.
В товарную контору вошли двое мальчиков-подростков в спортивных штанах и ветровках. Головы ребят были покрыты капюшонами, из-под которых смотрели на женщину две пары внимательных обсидиановых глаз. Тот, что вошёл первым, держал большой цветной пакет.
– Здравствуйте! – учтиво поздоровался он и смахнул капюшон с головы.
Оконный свет упал мальчику на лицо. Аппетитная кожа, необычный разрез глаз, правильный, с небольшой горбинкой нос. В аккуратных, чуть оттопыренных ушах красовались серебряные два крошечных кольца и гвоздик. Вперемешку с чёрными волнистыми прядями смотрелись контрастом крашеные пшеничные, порядком отросшие у корней.
Второй повторил приветствие за первым. Коротко остриженный, без колец в ушах и крашеных волос. Умный холодный взгляд.
«Смуглые! Патлы и зенки будто в дёгте измазали, – отметила с неудовольствием товарный кассир, досадливо поджала губы и подозрительно сощурила глаза. – Попрошайки или мошенники; хотят какую-то дрянь подсунуть! Или украсть что-нибудь. А вдруг наводка?.. Молодчики-то крепкие, статные!»
– Ничего покупать не буду. И дать мне вам нечего! – грубо отрезала она.