Медленный фокстрот

– Мам, а расскажи про папу, – иногда просила я, оставшись с ней наедине.

– Твой папа, – на глубоком блаженном выдохе повторяла мама, и мы обе принимались мечтать, – был самым лучшим мужчиной из всех, кого я знала. Галантный, чуткий, заботливый… Читал мне стихи, рассказывал о писателях, художниках. Боже, как я любила его слушать! Его голос пробирал до дрожи. Если бы не та авария… – Мама заметно грустнела, ее глаза каждый раз наполнялись слезами, когда она говорила о нем. – Я даже не успела сказать ему, что у нас будешь ты. Думала, как вернется, так и расскажу. А вышло…

Я теснее жалась к матери.

К тому возрасту я уже знала историю целиком. Папа был известным архитектором, они с мамой познакомились, когда учились в институте. Как и положено для первой любви, они почти сразу влюбились и были без ума друг от друга, но с семьей не торопились. Ждали, когда оба встанут на ноги, начнут зарабатывать – хотели все сделать правильно, чтобы потом до самой старости жить счастливо.

Однажды папу пригласили на конференцию в другую страну. Накануне его отъезда мама узнала, что беременна, но побоялась говорить, решила, пусть лучше думает о выступлении, о докладе, который он усердно готовил полгода. А через три дня вернется – ну что такое три дня для их долгой совместной жизни с ребенком? – тогда она ему все и расскажет. И они смогут наслаждаться радостью вместе, вдвоем.

Но через три дня, когда папа ехал в Улинск из московского аэропорта, а мама перед зеркалом думала, какими словами лучше передать радостную новость, машину, которую вел его приятель, занесло. Они выехали на встречную полосу. Ни папа с приятелем, ни водитель второй машины – никто не пережил лобового столкновения.

Мама часто говорила, что если бы не я, она бы не смогла справиться с этой трагедией. Только осознание того, что надо заботиться о ребенке, заставляло ее двигаться дальше.

– Мам, – позвала я, – как думаешь, если бы папа увидел, как я танцую, что бы он сказал?

Мама улыбнулась с тоской и одновременно как-то болезненно счастливо и погладила меня по голове.

– Он бы сказал, что ты самая талантливая, самая красивая и самая замечательная девочка на планете. И что однажды весь мир узнает твое имя.

Глава 4

Наши дни

Лайма

Даня напрочь отказывался идти к нам в гости без цветов для мамы, поэтому у самой двери, шепнув мне «Погоди», принялся рвать бумагу, в которую были спрятаны от мороза красные розы.

– Надо было еще что-нибудь взять, – бормотал он. – К чаю хотя бы, а то я с одними розами – как идиот.

Я засмеялась. Непривычно было видеть Даню волнующимся, но очень забавно.

– Не говори глупости! Мама будет тебе рада, даже если ты придешь растрепанный, голый и босой.

– Только этого не хватало, – ответил Даня и, поправив розы и выпрямив спину, подал сигнал «Открывай!».

Я открыла дверь и, войдя в прихожую, сразу крикнула:

– Мама, иди сюда! Ни за что не поверишь, кто сегодня пожаловал к нам в гости!

– Скорее уж напросился, – пробормотал Даня, и мне снова стало смешно.