Архипова его не прерывала. Она давно уже поняла, что здесь, на этом высоком берегу, с соснами, высокими домами-башнями и мощными заводскими корпусами на другой стороне, этот человек влюбился. Сильно, страстно, непонятно для себя. И любовь эта не оставляет его. Ни воспоминаниями, ни душевной мукой.
– Ты ее после этого не встречал? – спросила она.
– Нет. Даже не пытался. Вот впервые сюда приехал. И если бы не ты…
– Что?
– Спасибо, что поняла меня.
– Я действительно поняла тебя. – Архипова взяла его за руку, которую Колесников почти сразу отнял и спрятал в карман.
В воскресенье он уезжал, поэтому они оба высыпались, завтракали только в двенадцать часов. Завтракали неторопливо, под бурчащий телевизор, потом обсуждали новости. Затем Колесников собирался, потом они гуляли, и Александра показывала ему окрестности. В пять часов вечера он встал с чемоданом у двери.
– Ну, спасибо за прием. У тебя очень хорошо, только стеклянную дверь в туалет надо срочно заменить, – сказал Сергей Мефодьевич.
– Обязательно, – не моргнув глазом отвечала Архипова.
Колесников вышел из квартиры.
«Человек страшнее, чем его скелет», – написал Бродский. И хотя Архипова не любила стихи и Бродского почти не читала, вдруг вспомнила ту фразу. Когда и в связи с чем она слышала ее – неизвестно, но запала в память. И теперь, когда она спокойно пыталась понять, что же это было – этот уик-энд вместе с Колесниковым, – фраза и всплыла.
«Человек страшнее, чем его скелет», – повторила она вслух. И картинка ей рисовалась жуткая. «Скелет сам по себе страшен, – думала Александра, – не потому что это кости, а потому что это символ смерти, результат разложения, последняя стадия исчезновения. Что может быть страшней? Оказывается, человек при жизни со своими мыслями, поступками, целями может быть страшнее. Я так это понимаю. Почему я вспомнила это сейчас, когда думаю о Колесникове? Что это? Я боюсь, что он притворяется, выдает себя не за того, что он маньяк, псих? Нет, это не про него. Я боюсь, что он бессердечен. Вот, точно. Очень правильно. Я боюсь, что он бессердечен», – думала она.
Последние дни перед отпуском на кафедре были спокойными. Титова была смирной, Ася – спокойной, Лушников – осторожным. Лишний раз на глаза Архиповой не попадался. Александра же изо всех сил старалась забыть произошедшее между ними, но нет-нет, да екало в груди, когда доносился запах знакомого одеколона. «Дура, дура, держи себя в руках», – говорила Архипова себе. Но больше для порядка. Лушников был сексуален, притягателен, однако Архипова сейчас искала другое. Ей стало казаться, что она еще имеет право на нормальную, рутинную семейную жизнь. «Вот как у Колесникова с его Верой – обеды, варенье из клубники, новый ковер… Я смогу так жить, я знаю. Просто не было человека, который именно это мне предложил, – думала она, – а Колесников ищет того же, что было в прошлом. А в прошлом в первую очередь была жена Вера. А не эта Софья. Софья – это жар-птица, это что-то из разряда пришельцев для него. Приземлился инопланетный корабль, осветил все лучом света, свет обжег Колесникова, пришельцы улетели. Вот и слава богу. Потому что ему ближе Вера», – рассуждала она.
По вечерам Колесников обязательно ей звонил. Спрашивал аккуратно: «Тебе удобно разговаривать?» Архипова к этому времени уже смотрела какую-нибудь серию про бандитов, шпионов, диверсантов. Но она возмущалась вопросом:
– Ну что ты спрашиваешь?! Я очень рада твоему звонку.
И это было правдой. Вечерний обмен новостями и сплетнями стал необходим.
На днях Колесников позвонил позже обычного. У Александры уже слипались глаза.
– Колманович уезжает в Марокко! – произнес он вместо обычного приветствия. – Представляешь? Он же просто идиот! Форменный идиот!
– Почему идиот? Отличная страна, много интересного для европейца.
– Так то для европейца, а Колманович так… Покурить вышел.
ebooksa