Месяц на море

22
18
20
22
24
26
28
30

– При чем тут она?

– Ну, стало быть, бежишь, – с мрачным удовлетворением констатировал Коля и пошел в сторону своего домика.

– Ты чего ко мне пристал, – обозлился Колесников, – тебя сторожить поставили, а не воспитывать людей. Вот сторожи, не вые…ся.

– Ты, милый человек, язык-то прикуси. А то я не посмотрю, что офицерик. Впрочем, какой ты там… – с угрозой произнес сторож.

– Слышь, меру знай, а то… Не цепляйся… Предупреждаю… – Голос Колесникова опять сбился на фальцет.

– Да что ты сделать можешь?!

– Ты чего, Николай, белены, что ли объелся! Зачем мне хамишь?! – Колесников вдруг представил драку со сторожем и решил сгладить ситуацию.

– Хочу и хамлю! – Коля вдруг обернулся и пошел прямо на Сергея Мефодьевича. – Я так и знал, что ты ее кинешь, самодовольный козел.

– Да не твоего ума дело! Угомонись!

– Моего. Она жаловалась. Приезжала и плакала. Как уехала, ты ни разу ей не позвонил.

– Господи, Коля, да это… это… Понимаешь, это совсем все другое оказалось… Не оправдываюсь я, но, блин, с ней сложно… ты просто ничего не понимаешь.

– И с какого момента с ней сложно стало? – вдруг тихо и лукаво произнес сторож. – С какого?

Колесников промолчал. Он вспомнил, как Софья закурила тогда, в их последнюю встречу.

– Сигареты есть? – спросил он сторожа.

– Я трубку курю, – последовал неожиданный ответ.

– Трубку? Почему трубку? – по-идиотски поинтересовался Колесников.

– Думать помогает. Писать стихи. А еще девки клюют. Понимаешь, вроде сторож, дом на курьих ногах, – Коля кивнул на свой домик, – а глядь, я достаю дорогой табак, набиваю трубку. И все бабы наши.

Колесников серьезно посмотрел на сторожа, а потом расхохотался. Коля заржал, потом больно ткнул Колесникова в бок.

– Пожалеешь, дурень! Ох, пожалеешь.

Колесников только вздохнул.