Месяц на море

– Напитки? – спросили ее.

– Напитки? А пива, пожалуйста. Ноль три.

Еду принесли – не успели высохнуть ее короткие волосы. «Не иначе, как в микроволновке греют!» – усмехнулась она про себя. Но парня, который привез тележку с едой, поблагодарила. При этом заметила, как он окинул внимательным взглядом комнату.

– Вы там передайте, что поссорилась с любовником и уехала о него. Вещи остались там. Очень надеюсь, что пришлет с нарочным. Он человек состоятельный, на курьера денег хватит. Или на отправку в Москву. Но это наше внутреннее дело, верно?

Парень смутился:

– Вы не так…

– Я все нормально поняла, спасибо, – она дала ему чаевые.

Еда была вкусной, к тому же Архипова проголодалась. И не успела она проглотить последний кусочек пирожного, как глаза ее сами закрылись. Из последних сил она залезла под прохладное тонкое одеяло и сразу же уснула.

* * *

Глаза она открыла, когда на улицу опустились сумерки. Архипова прислушалась: с моря доносился грохот, слышались голоса и негромкая музыка. «Я удачно выбрала место!» – улыбнулась она про себя. «Окна у меня выходят на набережную, а здесь только гуляющие и никаких дискотек. Зато видно море и слышится его шум. Наверное, утром это самый настоящий рай», – подумала она. Потом Архипова вспомнила о насущных делах – предметы личной гигиены можно было купить где угодно, а вот что-то на вечернюю погоду надо было поискать. «Но торговые ряды из маленьких магазинчиков работают наверняка до ночи. Значит, шанс есть», – Архипова умылась, пригладили вихры и помчалась на улицу. Проходя мимо администратора, она поймала на себе ее любопытный и вместе с тем сочувствующий взгляд.

– Мне еще ничего не передавали? – замедлила шаг Александра и заговорщицки посмотрела на девицу.

– Нет, – почему-то шепотом ответила та. И добавила: – Я вам сообщу. Я сутки работаю.

– О, благодарю, – Архипова сделала выражение лица соответствующим ситуации.

А улица ее охватила теплом – мягким, ласковым. Это был не раскаленный дневной воздух, а успокаивающий бриз. От него было приятно телу, а душе было немного тревожно, чуть грустно. Архипова вдохнула полной грудью и пошла на поиски зубной щетки.

Сергей Мефодьевич тем временем ждал шагов или хотя бы звонка. В этом ожидании он пребывал последние часов пять-шесть. Впрочем, сначала на его лице играла саркастическая улыбка. Сарказмом отдавали и его мысли. «Да куда денется?! Погуляет, остынет и придет. Господи, да чтобы женщина бросила все свои тряпки?! Обувь?! Да где это видано!» – думал он, когда ехал домой. Колесников попытался проследить за уходящей Архиповой, но ничего не получилось. Так легко теряются люди в незнакомых местах и так сложно заблудиться, если место не знаешь. И предсказать, что предпримет убегающий, тоже сложно. Колесников вдруг серьезно задумался над этим. «Странно: если бы я хотел скрыться, я бы свернул налево и прошел парком, а после, миновав торговый центр, вышел на набережную. Там пешеходная зона, много людей, затеряться легко. Но она пошла совсем иначе. Вот и оно – непредсказуемость новичка! Дилетанта. В науке тоже присутствует феномен дилетанта. Дилетанту удается иногда то, что не получается у опытного специалиста», – размышлял он. Почему-то на ум пришел Колманович. Он какое-то время вспоминал работу, Питер, коллег, а потом вдруг понял, что Александра исчезла. Александра пропала, словно нырнула в какую-нибудь потайную калитку. Таких в городе было много, только Архипова ничего о них не должна была знать. «Господи, да что я так нервничаю, не маленькая, да и город знает вроде бы!» – отмахнулся он от тревоги.

Но прошло время, и Колесников забеспокоился. Архипова не объявлялась – не звонила и шаги не раздавались. Колесников, чтобы отвлечься, стал готовить ужин. Он даже себе представлял, как она появится и он ничего ей не скажет. Мол, выше этих женских истерик, он просто спросит ее:

– Ужинать будешь?

А она фыркнет, как обычно, пойдет в ванну, долго будет мыться, потом выйдет с якобы независимым лицом. Сергею Мефодьевичу особенно понравилось выражение «якобы независимое». «Действительно, что тут комедию ломать?! Какая независимость у женщины, которая согласилась на такой отдых? На всем готовом!» – усмехался он про себя и жарил говяжью печенку. Он сначала тщательно снял все пленки, потом залил аккуратные ломтики молоком. «Как она говорила? Десять минут в молоке и минута-другая на сковородке на сильном огне? Она сказала, что печенку она ест только такую», – думал он, забыв, что минуту назад мысленно презирал Архипову. Потом Колесников сделал салат, но не заправлял его. «Придет, пусть выберет – масло, сметану или просто так, с солью», – проворчал он, ставя салатницу на стол. Когда ужин был накрыт, он проверил, есть ли мороженое в морозилке. Мороженое было. «Ей надо объяснить, что от холода горло не болит. Болит горло от инфекции. От переохлаждения не бывает ангин. Но вот холод даже полезен, он снимет болевые ощущения!» – репетировал он про себя речь. Ему было совестно, что Александра сейчас была не дома, а больная носилась невесть где. «С другой стороны, да кто ее прогонял? Кто-то слово ей сказал? С чего это она как сумасшедшая отреагировала?!» – опять заводился Колесников. Но в этом месте его размышлений таился камень, о который он больно спотыкался. Сергей Мефодьевич не мог не признать, что специально задержался с выходом из дома и специально опоздал к знакомым Александры. Уж очень его раздражало то увлечение, то оживление, с которым она рассказывала о той семье. «И что? Не виделись сто лет, старуха уже умерла, у молодых все свое… Чего театр устраивать… никому ничего уже не интересно. Так, для приличия головами покивают, корзинку сухих абрикосов дадут на прощанье. Это вместо того, чтобы мы вдвоем на пляже на солнце время провели! – возмущался про себя Колесников. – Теперь небось сами эти хозяева радуются, что время не потеряли. Они же ее и не помнят!»

Колесников себя обманывал, уговаривал, на душе скребли кошки, вина жгла, а черт – злой, противный – своей кочергой угли помешивал.

Сергей Мефодьевич сбегал в комнату и принес настольные часы. Теперь, чтобы не заглядывать ежеминутно в телефон, он слушал отсчет минут. С часами на столе было спокойнее – словно кто-то со стучащим сердцем, живой, был рядом.

«Уже темнеет, – думал Колесников, – где она может быть?! Да где ей быть – в ресторане сидит, улыбается своей дурацкой улыбкой!» Он сам себя спрашивал, сам отвечал, сам волновался, сам пытался успокоить себя.