– Каком? – упавшим голосом спросил Сергей Мефодьевич.
– Не будем забегать вперед, – строго сказал полицейский. – Вот бумага, ручка, садитесь, пишите.
Колесников посмотрел на стол. Тот стоял у раскрытого окна. Сквозь обязательную для этого заведения решетку и редкие ветки старого жасмина виднелось море. И шум слышался. Колесников на миг содрогнулся – только несколько часов назад все было прекрасно. Просто замечательно! И не было этого стола, полицейских, и не нужно было описывать Архипову для ориентировки. Он посмотрел в окно и попытался понять, с чего положено начинать. «Рост, наверное, комплекция, потом цвет волос, цвет глаз… – промелькнуло у него в голове. Господи… А еще что надо указать? Одежду. Она была тогда красиво одета. Только во что? Я не помню, совершенно не помню». Сергей Мефодьевич испугался, словно у него память отшибло навсегда.
– Послушайте, я напишу, что помню. Боюсь ошибиться.
– Сергей, не дури и возьми себя в руки, – сказал Николай. – Напиши все, что мы сказали, и поехали домой. Все будет хорошо.
Колесников повернулся опять к окну и стал описывать Архипову. Чем больше он писал, тем больнее сжималось сердце. Ему было не только страшно (в память врезались слова, сказанные ею со смехом: «Дочь моя закопает того, кто причинит мне вред!»), но и больно от того, что все разрушил он сам. «Я же ее любил… люблю!» – подумал он. Сергей Мефодьевич выводил своим правильным почерком слова, в затруднительные мгновение посматривал в зарешеченное окно – и ему казалось, что он уже в тюрьме.
– Ну, ты уже все написал? – поторопил его Николай. – Не томи, давай очень точно и очень коротко. По существу. Зачем ты написал, что волосы у нее отливают вороновым крылом? Напиши – черные. Крашеные.
– Да ты-то откуда знаешь, что крашеные?! – вскочил из-за стола рассвирепевший Колесников. – Тебе-то что, какие у нее волосы? Крашеные! Откуда ты это взял?!
– Господи, логика… Возраст…
– Да тебе что за дело, какой у нее возраст?! Я сам пишу, не мешай. – Сергей Мефодьевич вернулся к своему листку бумаги. Чтобы сосредоточиться и успокоиться, он глянул на море. По дорожке к морю мимо полицейского участка шла Архипова.
– Господин Колесников, написали? – теперь уже полицейские его поторопили.
– Нет, не буду ничего писать.
– А искать как?
– А не надо никого искать. – Колесников вздохнул и подбородком указал на окно. Все уставились в окно. Полицейский даже присвистнул. Только Колесников не понял, какой из двух. Он и сам готов был восхищенно присвистнуть – к морю шла великолепная женщина с копной черных волос. Она была загорелой, чуть полноватой, но грациозной. Она шла босиком, размахивая полотенцем. В руке у нее было мороженое.
– Ну вот и нашлась, – с каким-то благоговением произнес Николай. – Идиотом надо быть, чтобы такую потерять. Я поехал, а ты, Сергей, сам доберешься.
– Как это? – замельтешил Колесников, но Николая уже не было в комнате.
– Поздно. Ваш друг уехал, – усмехнулся полицейский.
– Он не друг, он – сосед.
– А-а… понятно, – лицо парня стало жестким, – теперь просто сосед.
– Что это значит? – Колесников уже вернулся в свое обычное состояние, и его губа презрительно оттопырилась.