Осколки грёз

– Ты сегодня рановато, друг мой, – тепло поприветствовал его мужчина. – Проходи, не стесняйся. Я как раз собирался подготовить для тебя книги, которые мне доставили вчера около полудня.

Мистер Сэлмон направился в сторону склада. Расставив все обратно на нужные полки, парень последовал за ним.

Любопытство взяло верх, когда я осталась в гордом одиночестве наедине с произведениями, не раз покидавшими свои законные места. Я незамедлительно зашагала в сторону стеллажа. Отсеки в небольшой произвольной библиотеке, находящейся в магазине, обычно расставлялись в соответствии с жанровыми категориями.

Я остановилась перед полкой с надписью «Классика», где чуть левее были собраны самые известные романы разных эпох. Пара корешков выделялась больше всего. Видимо, их в спешке забыли выровнять с остальными. Встав на носочки, я попыталась дотянуться до выбранной книги, но в самый неподходящий момент она соскользнула с края полки. «Великий Гэтсби»[3] рухнул с грохотом на пол. Персонажи с потертой голубой обложки искоса посмотрели на меня. Сгорая от стыда из-за своей же неуклюжести и образовавшегося шума, я потянулась книзу, немного согнувшись в коленях.

Край юбки случайно зацепился за выступающий железный гвоздь. Почувствовав ветерок, я страдальчески заныла. Попытки быстро поправить юбку не увенчались успехом. Рука предательски тряслась, пока я не ощутила, что кто-то вплотную прижался ко мне, поправляя юбку. Я замерла, и мое лицо мгновенно залилось краской от неловкости. В горле образовался ком.

– Не переживай, я ничего не видел. В следующий раз просто будь осторожнее, – проговорил голос позади меня с необычной хрипотой.

Набравшись смелости, я все же обернулась. Взгляд встретился с тем самым парнем, не так давно переступившим порог «Книжного дома Джуди». Выразительные глаза небесного цвета пристально смотрели, словно в мою душу, заставляя сердце бешено биться в груди. Глаза. Казалось, что они улыбались, скрывая за собой нежность. Видимо, парень заметил, что смутил меня, отчего в ответ только ухмыльнулся. Появившиеся ямочки в уголках рта задержались не более чем на пару секунд, пока солнце не остановилось на его веснушках, рассыпанных по всему лицу. Заостренные скулы придавали небольшую грубость его чертам. От него пахло пряной корицей, перебивающей запах засохшей краски.

Чем дольше я смотрела на парня, тем лучше замечала бурю внутри его, с примесью чего-то более тонкого и чувственного. Вряд ли он был открытой книгой, которую можно было прочесть и понять с первых же строк.

Он помог мне подняться. Рядом с ним я казалась очень маленькой. Я едва доходила до его широких плеч.

– Неплохой выбор, – подметил он, разглядев название, после чего протянул мне «Великого Гэтсби». – Видимо, еще не все потеряно, раз люди до сих пор читают подобное, – выждав небольшую паузу, он представился: – Стэнли Фриджерс.

– Эмили Диннер.

– Ты мне уже нравишься, Эмили.

Последние слова пронзили меня насквозь. В ответ я лишь крепче прижала книгу к груди. Приятная эйфория спустилась к животу, словно электрический ток.

Последний раз осмотрев меня с ног до головы, он ушел. Я неподвижно стояла, провожая его взглядом.

– «Влюбленный мужчина всегда выглядит нелепо, особенно когда сам этого не замечает», – проговорил мистер Сэлмон, когда подошел ко мне ближе. Его слова меня позабавили. – На самом деле, он хороший парень. Может быть, когда-нибудь ты поймешь это.

Ранний Уайт-Плейнс напоминал безжизненный городок. Маленькие улицы, где располагались таунхаусы, обычно сужались при каждом втором повороте. Участки домов были с идеально стриженными газонами и обязательно схожими фасадами по соседству. Повсюду стояли деревья с горящими осенними листьями. Они напоминали высокий лабиринт из живой изгороди.

Родители. Именно они спонтанно приняли решение променять городскую быстротечность на умиротворенный пригородный уголок. Наверное, так поступают все творческие люди, которые либо совсем перегорели от обыденности и рутины, либо завершили свою карьеру. Бесконечный темп жизни становится невыносимым, и они начинают искать что-то более стабильное.

Мой отец – бывший рок-музыкант, которого можно было приравнять к одному из сторонников старого движения хиппи: длинные волосы, рваные джинсы, кеды, растянутые свитера. И музыка. Подростком он напоминал молодого Курта Кобейна. Основав собственную музыкальную группу, отец выступал в переулках и на школьных концертах. На одном из таких благотворительных вечеров, организованных в честь Рождества, проходил кастинг на место фотографа для будущего выпускного альбома. Первым в списке кандидатов стояло имя моей мамы – Моника. Мама считала снимки застывшими навсегда моментами, способными отразиться в памяти в виде кинопленки. Ей нравилось быть частью чьей-то истории, которую она могла запечатлеть. Она была собственницей, способной пойти напролом ради своей цели и прижать в угол даже самого настоящего наглого засранца, каким и оказался Кайл – мой отец.

Несмотря на то что они были людьми творческих профессий, а, как обычно бывает, это только усугубляет дальнейшие отношения, все было наоборот. Они дополняли друг друга.

Не сказать, что я была в восторге от переезда, но со временем полюбила это место. В Нью-Йорке мне нравилось по утрам вдыхать аромат кофе, доносящийся из соседнего дома, где располагался небольшой ресторанчик, наблюдать за толпами людей, вечно куда-то спешащих, смотреть в отражение небоскребов Большого яблока. Уайт-Плейнс был полной противоположностью шумного мегаполиса, однако в нем я чувствовала себя в безопасности.