Пока «мироед» выстраивал мужиков и что-то им втирал по-своему, я, не обращая внимания ни на него, ни на деревенское «воинство», проковылял на костыле к среднему из ещё не восстановленных участков стены, плюхнул задницу на какую-то каменюку и принялся укладывать другие так, чтобы на них можно было лежать без особых неудобств. Ну, и попутно обеспечивая себе как можно более широкий сектор обстрела.
Главнюк закончил ездить «ополчению» по ушам, и оно растеклось толпой по площадке. Не всё, конечно. Самые крепкие принялись приваливать к стене сплетённые из двух слоёв веток ворота и укреплять их разным хламом, чтобы толпа врагов, на счёт «раз, два, взяли» снова не уронила их. Остальные тупо пялятся на хромого чужака, решившего поиграться камешками. Ну, и его бабу, пытающуюся ему помочь.
Но к тому времени, как в пределах видимости появился первый кочевничий разъезд, я прогнал Оне, приказав ей сидеть «дома» и не высовываться. А хрен его знает, будут ли степняки пускать стрелы навесом. Но если будут, то соломенная крыша хоть как-то защитит дочь кузнеца от них.
Как я понял, грабители остались довольны увиденным. Ну, судя по их оживлённым переговорам и тому, с какой прытью понёсся назад посыльный. А что? На стену вокруг деревни карабкаться не нужно. Толпа мужиков, виднеющихся за ней, по численности не превышает подходящей к деревне орды. Задачка не из сложных: выбить часть защитничков стрелами, а когда оставшиеся ударятся в панику, ворваться внутрь и добить либо скрутить уцелевших. А после этого — гуляй, рванина, от рубля и выше! Тут тебе и бабы, и жратва, и трофейное шмотьё.
«Мироед» поступил разумно, не растягивая ополченцев по всем дырам в заборе. Пардон, в оборонительной стене. Он их держит кучкой, чтобы можно было ринуться именно туда, куда полезут атакующие. Если, конечно, ополченцы уцелеют после того, как дюжина лучников примется пускать стрелы по очень хорошо видной «площадной» цели. Дурилка картонная! Зная, что у врага лучники, мог бы заранее озаботиться тем, чтобы снабдить их хотя бы плетёными, как ворота и корзины для переноски глины, щитами! Вот отобью эту орду, при помощи Оне постараюсь объяснить дураку, как это организуется: сейчас это слишком поздно делать. Именно отобью, а не отобьём, поскольку до схватки у деревенских копейщиков дело дойти не должно.
Как я и предполагал, подъехавшая толпа вовсе не попёрла на амбразуру с криками «ура». Или что они тут орут во время атаки? Подъехали шагов на семьдесят, спешили лучников, и те, не торопясь, принялись готовиться к стрельбе.
Не успели. Сухо щёлкнул одиночным мой «Вереск», и наиболее ретивый лучник вдруг повалился на землю. Кочевники спохватились, что что-то пошло не по плану, когда в течение шести-семи секунд желание «подремать» одолело ещё пятерых его товарищей. Даже немного стыдно стало за то, что мочу их, как в тире.
В первую очередь выбил именно лучников, и лишь потом перенёс огонь на неспешенных. За то время, когда последний из степняков удрал за пределы прицельной дальности СР-2, я успел сделать шестнадцать выстрелов, промазав лишь единожды. А может, и не промазав, но только ранив улепётывающего конника.
— Ну, что стоишь? — усевшись, рявкнул я по-русски «мироеду». — Посылай с пяток бойцов собирать трофеи.
Тот, ясное дело, ни хрена не понял, и мне пришлось «жестами объяснять, что меня зовут Хуан».
В общем-то он не понял даже того, отчего это вдруг половина подъехавших к деревне степняков мало-мало умирало, а остальные сдристнули, теряя на ходу людей. Пока Оне, выглянувшая из нашей хижины на изменившийся характер криков, не примчалась ко мне и не объяснила, каким грозным оружием владеет её мужчина.
В общем, добыча деревенским досталась богатейшая. Мало того, что дюжина неплохих по местным меркам луков с нетронутыми запасами стрел, так ещё и копья, а также четырнадцать не успевших разбежаться голов крупного нерогатого скота со всеми принадлежностями для верховой езды. И всё это, по законам войны, принадлежало мне, как убившему их прежних владельцев. Так что в башке мелькнула ржачная мысль: плюнуть на всё и остаться тут, в этой деревушке, новым «мироедом». А что? Богатство-то у меня теперь будет куда солиднее, чем у нынешнего!
Поржал про себя, но решил не выёживаться, а подарить деревне оружие, которое может когда-нибудь пригодиться населению. Вряд ли в ближайшие дни, поскольку сбежавшие кочевники наверняка растрезвонят про нечто сверхъестественное, перебившее их товарищей даже до того, как они начали обстреливать поселение. Ну, и при помощи Оне, рисунков и жестикуляции разъяснил князьку, что от вражьих стрел и даже выпадов копий можно защищаться плетёными щитами. Особенно — если высушить их после изготовления. И этим советом, кажется, завоевал ещё толику уважения местных.
На следующий день, когда народ чуток успокоился, а ещё один дозор привёз известие о том, что кочевники грабят соседние деревни где-то к северу и югу, работы по восстановлению стены продолжились. И по моей просьбе деревенский главнюк выделил мне пару девчушек и троих пацанов, которые буквально за три часа сплели по моему заказу две полоски плетня, длиной примерно два метра и шириной около метра. Вовсе не для щитов. С грехом пополам я при помощи моей малолетней бригады установил плетни как опалубку, «герметизировал» их внутренние поверхности циновками, и один из участков разрушенной стены через два часа вырос не целый метр. Правда, пришлось выжидать пару часов, чтобы глина внутри опалубки подсохла, но гелоны таки сообразили, что моим способом можно резко ускорить восстановительные работы.
Так что с завершением ремонта стены покончили за следующие два дня.
Оне внимательно прислушивалась к моей песенке, которую я напевал полулёжа в повозке. Ну, точно про нашу лошадку она, везущую с того на этот берег повозку с очень ценным грузом. Не с кокаином, как пел Найк Борзов, а с моей тушкой. В какой-то мере — даже бесценной. Естественно, бесценной для меня, любимого. Немало стоящей для той деревни, из которой мы уехали, и, судя по взглядам, бросаемым на меня туземкой, для неё. А ещё, хочется надеяться, для Города, куда мы едем, поскольку прогрессорствовать мне очень понравилось, и пока наши снова не объявятся на берегу озера «Чад», я собираюсь немного подтолкнуть местный технический прогресс.
Конечно, несколько не по-джентльменски получается: я, развалившись, как барин, качусь себе на телеге, набитой для моего удобства травой, а женщина, с которой я сплю, движется «одиннадцатым маршрутом», да ещё и за прочей скотиной присматривает. Но она-то здоровая на ноги, а я хромой, сам столько вёрст точно не протопаю.
Что за скотинка? Моя собственная! Только не четырнадцать голов, а всего четыре. Не считая ту копытную тварь, что тянет повозку со мной с того на этот берег. Ну, залупился «мироед», решив спекульнуть на повозке, без которой я точно не обойдусь. Мол, кобылка, обученная ходить в упряжке, стоит цельных трёх степняцких лошадей. И вы ещё скажете, что песенка не про неё? А сама телега с обмотанными кожаными ремнями ободьями колёс, вообще бесценна…
Плюнул я на то, что из меня лоха делают. Просто прикинул, что больше четырёх лошадок мне точно к телеге не привязать, чтобы не разбежались по дороге. Согласился. Но в придачу потребовал вернуть все безделушки, что он «купил» у Оне за наше пропитание и проживание в деревенском «пятизвёздном отеле». Чем, похоже, добился ещё большего обожания от туземки.
Она-то меня обожает. Как-никак, не просто ё*арь, а её первый мужчина, сумевший доставить ей невиданное ранее удовольствие. Да ещё и щедрый мужчинка: и подарок невиданной красы и стоимости когда-то подарил, и теперь ещё и безделушку вернул. Кстати, надетую теперь на другую руку: с грехом пополам понял, что у гелонов то, на какую руку этот браслетик надет, означает, свободна женщина или ангажирована.
ebooksa