– С тобой позже разберусь, – угрюмо проскрежетал Калинин, опустив тяжёлый взгляд на гостей. Боец застыл истуканом, не в силах решить, остаться ему или выйти. – Небоходов, ты сегодня, видимо, меня доконать решил?
– Я предупреждал вас, что нельзя прекращать лечение! Мы снизили дозу, потому что вы забрали партию, на которую мы рассчитывали, и теперь у шести моих пациентов осложнения!
– Ну, конечно… – мужчина равнодушно отпил янтарной жидкости из стоящего на столе стакана. – Зачем же ещё ты мог меня потревожить.
– Вам придётся отдать лекарства, полковник!
– Неужели?! – едва не сорвавшись на гогот и вздёрнув брови, воскликнул Калинин.
– Фёдор, да послушайте вы! У нас препаратов на один день, а там лечения минимум на пять! – приблизился Николай, опираясь на деревянный стол и нависая над офицером. – Инфекция сожрёт их лёгкие!
– Нет, это ты послушай: для начала не заливай мне пол, – полковник брезгливо махнул в сторону вешалки. – Рядовой! Чай доктору сообрази! – Боец виновато кивнул и вышел из кабинета. – Мне казалось, я ясно донёс информацию, что партии нет.
– И мы оба знаем, что это полная брехня! – выпалил врач, лишь сильнее нависая над столом.
– Выбирай выражения! Обвинять во лжи того, к кому приполз за помощью – не самый умный ход.
– Полковник, среди них же совсем ещё дети!
Калинин ненадолго призадумался и деловито постучал пальцами по столу:
– Это всё печально, но ты не хуже меня знаешь, что люди смертны. Вот чего у нас точно полно – так это морфина. Вколи своим пациентам, пусть спокойно уйдут без страха и боли.
– Совсем обезумели?! – нервно задрожал Николай, руки напряглись, грозясь то ли оставить на дереве вмятины ладоней, то ли сжаться в кулаки и полететь в лицо собеседника. – Кем вы себя возомнили?! Не вам решать, кому жить!
– Именно это и делают командиры, Коля! Странно, что ты к своим годам этого не понял, – печально улыбнувшись, полковник повернулся на кресле и вгляделся в окно: струи дождя наперегонки сбегали по дрожащему в раме стеклу. – Они всё равно умрут. Ты же не дурак, прекрасно понимаешь: даже если вылечить их сейчас, сколько они протянут? Месяц? Два? Через сколько свалится очередная болезнь или они влезут в петлю от мыслей о своих погибших семьях? А что они будут делать, когда начнётся голод? Когда опускается ночь, выживают лишь те, кто умеет разводить огонь, остальных сжирают хищники. Меня не интересуют бесполезные слабаки, я ответственен за тех, кто сможет выжить в новом мире.
– Полковник, вы не можете обречь их на смерть! Они доверили вам свои жизни! Это же обычные люди! Гражданские!
– Ах, гражданские! – Калинин вскинул голову, в его улыбке появилось что-то истерическое. – Ну, конечно, как всегда! Гражданские! Никому нет дела, сколько солдат полегло, особенно в первые дни! Мои парни совершали невозможное – спасая задницы твоих гражданских! Подвиг, сохранивший тысячи жизней! Но всем плевать, как и всегда! Что до всего этого, что сейчас, – полковник опустошил стакан, немного скривившись от вкуса. – Трезвонят лишь о погибших хлюпиках, даже если это идиоты, которые по своей же тупости вышли из убежища, хотя им сто раз говорили не лезть на рожон! Думаешь, мы что-то должны вам?! Теперь, когда мира больше нет? Обязаны вас кормить и согревать?! Всё, что вы сейчас имеете, – это дар! Наш дар вам! Мой дар!
– Может, вам стоит сказать это матери девятилетней девочки? Или отцу двух пятилетних мальчишек, который ещё вчера мог дышать сам, а сегодня его лёгкие похожи на фарш? – голос врача перестал дрожать, превратившись в тихий острый скальпель. – Думаете, люди покорно примут ваше разделение на полезных и недостойных?
– Угрожать решил? – сжав подлокотники кресла, Калинин поднялся и навис по другую сторону стола, исподлобья глядя на врача и тыча тому в грудь пальцем. – Со мной это не пройдёт, Коля! Я в жизни не пасовал перед шантажом, а перед блефом уж тем более!
– Я не стану молчать, полковник! Не в этот раз! Если вы не дадите лекарство – через час у вас под окнами будет полтысячи разъярённых жителей.
– Попробуй и увидишь, что будет, – оскалился вояка.