Две жены моего мужа

Все оказалось до банального просто: у Линары были ключи. И скорее всего, они у нее давно. У нее был доступ к вещам Карима, поэтому ничего удивительного.

Меня поражает, обижает, бесит и раздражает уровень ее вовлеченности в нашу жизнь. У нее есть ключи, она знает планировку, а может быть, и что-то еще.

— Смени замки и электронные ключи, — требую от Карима после того, как он все мне рассказал.

— Завтра все сделают, — виновато отзывается он.

— И усиль охрану, — настаиваю я, а он лишь кивает.

— Уже.

Демонстративно закатываю глаза и иду к двери. Он зовет меня по имени, но я и не думаю останавливаться.

— Когда же ты, наконец, съедешь? — рычу я и все поворачиваюсь к нему.

— Может, мне лучше сдохнуть по твоей логике? — цедит он.

— Да, так было бы лучше, — в сердцах заявляю я, а потом сразу прикусываю язык.

От одной мысли о том, что его не станет, меня бросает в дрожь. Я и вправду стала очень несдержанна в своих мыслях и словах, я превращаюсь в нехорошего человека.

После этого разговора к Кариму больше не захожу, но ночью снова слышу, как неверный стонет не то от боли, не от от кошмара. Намеренно не останавливаюсь, а спускаюсь на кухню. В аптечке нахожу лекарство от головной боли, наливаю стакан воды и разом осушаю его. Знаю, что скоро полегчает и я может быть даже засну и забудусь.

Снова поднимаюсь на второй этаж и бесшумно ступаю босиком по паркету. Слышу, что все еще мучается, но не просыпается.

— Ммм, Зара! Зара! — Карим снова зовет меня.

Изрешеченное сердце рвется к нему, но ноги прирастают к полу. Я ведь все еще его законная жена, а он — мой муж. И мой долг в глазах общества — заботиться о супруге, прикованном к кровати. Поддерживать его, обещать, что он скоро встанет на ноги и восстановится, давать ему надежду.

Но я не могу. Потому что в каждую нашу встречу представляю рядом с ним другую. Жить так — наказание и пытка. Я привязана к Кариму общественным мнением, мольбами наших матерей, и слезами дочери, которая души не чает в отце.

— Зара! Помоги! — просит сквозь сон.

Сдаюсь и все-таки иду на зов. Темную комнату освещает лишь лунный свет, в котором лицо Карима кажется еще более бледным и измученным. Он перестал бриться и сильно оброс, появились морщины в уголках глаз. Как же он постарел за это время. А ведь ему всего 38.

Перешагнув через себя,все-таки ложусь рядом с ним и шепчу:

— Карим, я здесь. Спи.