– …а я ж не знал, что им поросей есть нельзя, – рассказывал Виталик, закрывая на ключ железную входную дверь офиса в сером здании бывшего универсама. – И эти турки сразу два пальца в рот и давай блевать с моих котлет! Чудной, короче, народ. Но незлопамятный.
Надежда с Виталиком спустились к его машине. Блестящий черный «Крайслер Нью-Йоркер», у которого даже фары почему-то были затонированы, вызвал у Надежды такой восторг, что у женщины подкосились ноги.
Или слетела неудачно подшитая туфля.
– Ну что, Надюха, – спросил Виталик, – с ветерком?
– Ага.
Виталик попытался открыть перед пассажиркой дверь – не получилось. Он дергал ручку изо всех сил, стараясь сохранить лицо. Безуспешно.
– Ща, ща. Тачка просто новая, неразношенная еще. Ну… ты понимаешь.
Надежда его не слушала: смотрела на туфли. Шов, сделанный еще утром, действительно разошелся.
И вдруг ей на глаза попалась надпись: «Обувь из Италии». По центру вывески красовался шикарный сапог. Надежда всерьез задумалась об «освободившихся» ста долларах.
Виталик совладал с дверью автомобиля.
– Вуаля!
Надежда перебила:
– Слушай, подождешь меня? Я буквально ненадолго. Ладно? Хорошо?
– А че такое?
– Да щас. Подождешь?
Виталик смущенно завис.
– Давай, Надюх.
Надежда исчезла в дверях обувного магазина и спустя неполных полчаса уверенной походкой вышла оттуда в новых красных кожаных сапогах. Точно таких же, как на вывеске.
Виталик, к тому моменту уже рассевшийся на капоте, обомлел.
– О-ля-ля, Надюха! Как… Ну что за икры! Ну ослепила. Все-все-все, прекращай.