Зураб с охранником удалились, и опер рявкнул Сане с Федором:
– Ну, че вы сидите-то? Свободны!
Федор по-прежнему не понимал подобных ходов у криминальных структур.
– А как угон, окно, ресторан…
Опер посмотрел на него, как на умалишенного:
– Топайте домой.
В квартире Рябининых справляли настоящий пир. На столе появилось то, что раньше семья видела исключительно по главным праздникам: колбаса, сосиски, сыр, кетчуп, маринованные огурцы.
Надежда задумчиво стояла у окна.
Федор подошел к ней:
– Ну, Надюш, ты, конечно, добытчица. Молодец. Прямо как… в том стихе: «…Мы с тобой не пропадем»[18]. Так что, я уверен, все у нас будет хорошо.
Надежда кивнула:
– С бровью что?
– А-а-а, это… – Федор не хотел делиться плохими новостями. – Травма бытовая. Лампочку хотел вкрутить.
– Вот эту? – с набитым ртом спросила Вика, показывая на лампочку под потолком кухни.
– Нет. – Федор расплылся в довольной улыбке. – В коридоре.
– Жмут, гады. Уже мозоли натер. – Вовка сидел на развалинах штаба и вертел ступнями, обутыми в новые кроссовки. Те самые, как у Марти Макфлая, хоть и ни разу на них не похожие. – Зато красивые!
Саня осмотрелся. Штаб, возможно, однажды придется строить заново.
Илья возился с кассетником на батарейках, тщетно пытаясь настроить радио, но пока оно транслировало только шипение.
Женя стояла на краю крыши и смотрела вдаль, переваривая тяжелые мысли.
– Вовка, это… – Саня пытался подобрать слова. – Если тебе Женя нравится – вперед. Я не против.