– Слышь, Надюха, я в Польше такую тему видел. «Стринги» называется. Короче, прикинь, какие труселя: ниточка посередине, и вот так вот булки видно. – Он восхищенно изобразил в воздухе два шара. – Прикинь! У тя когда хэппи бездей?
Надежда устало и брезгливо посмотрела на него:
– Через три года. Двадцать девятого февраля. Понял?
– Ну, Надюха! А ты… ты необычная во всех местах! – Виталик принялся прохаживаться вдоль прилавка. – Че… где муж-то твой?
Надежда пожала плечами и уткнулась в товар.
Виталик взял с прилавка лифчик и заговорил в чашечку, как в телефонную трубку:
– Алло. Муж? М-у-уж… Муж!
Федор вышел из-за металлической перегородки, служившей стеной. Растерянный, в белой рубашке и галстуке, он выглядел до нелепого карикатурно на фоне рыночного антуража.
– О! Дозвонился! – Виталик приветственно протянул руку. – Че так долго?
– Да там… В туалете очередь большая была. Пришлось на другой конец рынка бежать.
– Ясно. А я думаю, откуда сифонит? – Виталик заржал. – Короче, дружище. Дело для тебя есть. Надюшенька, прости. Ничего личного. Я тут пошурубунькаю. – Виталик вытащил из-под ног Надежды рекламный фанерный щит, перевязанный веревкой, и протянул Федору: – На! Одевай!
Федор скривился. Его – интеллигента – все еще задевали и перспектива быть живой рекламой, и безграмотность Виталика.
– Я, это… НА-девать… – Он посмотрел на жену. – Надя, я не буду. Я доцент кафедры литературы, а не клоун.
– Слышь, доцент! – перебил Виталик. – Сто рублей в час!
Пока Федор, одетый в плакат «Нижнее белье из Польши» с соответствующими фото девушек по шею, краснел неподалеку в толпе покупателей, Виталик добежал до машины и притащил огромный клетчатый баул с манекенами.
Надежда отвлеклась от прилавка и тихо прошептала:
– Виталик, слушай. Я не знаю… Я тебя сейчас кое-что спрошу… но если тебя оскорбит… ты мне сразу, ладно… скажи.
– Напротив! – Виталик вытянулся, как на параде. – Заинтриговала! Че такое?
– Мне просто… очень нужна тыща долларов.
Виталик на секунду выпучил глаза и присвистнул.