- А можно мне посмотреть? – не удержалась я.
Лермонтов неохотно протянул мне книжку, а я ухватилась за неё и хотела листать! Ага! Щас! Это вам не 21 век! Здесь, чтобы прочитать новенькую книжку, надо сначала разрезать её листы.
- А можно, - смущенно промолвила, - пока вы будете обсуждать свои дела, я тихонько посижу вон на той скамейке, почитаю. Ну, пожалуйста!
- Конечно, Шурочка! – Михаил Юрьевич сначала опешил от такой наглости, заколебался, а потом добродушно улыбнулся.
- Извольте принести мне нож для разрезания страниц! – тормознула какого-то слугу в ливрее. Вообще-то салон Павловой отличался аристократической изысканностью, даже многочисленные слуги были одеты в красивые ливреи с гербовыми пуговицами! А уж о самом убранстве комнат нечего и говорить! Не хуже, чем у нас в Зимнем!
Получив изящный костяной ножичек, я уселась и начала разрезать страницы книги. Читать её мне не особо и нужно было: хорошо помнила содержание романа ещё со школьной скамьи. В своё время написала школьное сочинение “Образ Печорина” так, что наша учительница русского языка и литературы Евгения Дмитриевна ставила мою работу всем в пример, просила меня зачитать эту работу перед своим классом, а потом и перед параллельным. И, соответственно, щедро осыпала меня за это пятерками. Так что о Печорине я была готова поболтать с автором бесконечно долго. И хотела его этим удивить.
За каких-нибудь полчаса я разрезала все листы, просмотрела, вспомнила текст. И вроде бы с сожалением отдала книгу обратно автору. Шепнула ему:
- Прочитала! Мне очень понравилось! Хотелось бы с вами поговорить об этой замечательной книжке и её главном герое!
- Неужто прочитали всю книгу? Что-то сомневаюсь.
- А я очень быстро читаю! Владею новейшей немецкой техникой скорочтения! – соврала.
-Давайте уже в конце вечера обсудим, а то начали съезжаться гости. Нам спокойно поговорить не дадут!
- Сейчас буду знакомить вас, Шурочка, со многими известными людьми! – это сказал стоявший рядом с Лермонтовым Александр Сергеевич.
Пушкин подводил меня к группкам людей, здоровался, представлял меня, говорил: “ Знакомьтесь, это моя протеже Шурочка, приехала из провинции! Очень талантливая барышня! Рекомендую сегодня её послушать!” Я, в свою очередь, кланялась и делала реверанс. Потом Александр Сергеевич представлял мне этих господ.
К моему разочарованию, кроме М.Ю. Лермонтова я не услышала ни одного имени более-менее известного мне деятеля. Нет, фамилии вроде как бы знакомые, где-то их слышала. Но… Среди присутствующих были Хомяков Алексей Степанович, историк и писатель, поборник православия и старины, выступавший за созыв нового Земского собора. Погодин Михаил Петрович также был профессором Московского университета, писателем, публицистом и издателем. Шевырев Степан Петрович – историк, критик и поэт. Писатель Аксаков Сергей Тимофеевич, автор знаменитой сказки “Аленький цветочек”, пришел на вечер с сыновьями Иваном и Константином.
Это были так называемые “славянофилы”. Другая группа людей называлась “западниками”. К ним относились Грановский Тимофей Николаевич – декан историко-филологического факультета Московского университета, знаменитый ученый-медиевист, Кетчер Николай Христофорович, поэт, переводчик и известный московский врач, Кавелин Константин Дмитриевич, недавно закончивший юридический факультет Московского университета, кандидат права, подающий большие надежды как историк и правовед.
Дольше всего мы знакомились и болтали с братьями Киреевскими, Иваном Васильевичем и Петром Васильевичем. Эти были тоже славянофилами. Оба весьма приятной наружности молодые люди около тридцати лет. Оба - писатели, а младший Петр, кроме того, ещё и известный археограф, переводчик, фольклорист. А ещё они, неожиданно для меня, оказались сыновьями Авдотьи Петровны Елагиной, родной племянницы нашего наставника В.А. Жуковского и тоже содержательницы литературного салона. В отличие от салона Павловой, собиравшегося по вторникам, салон Елагиной действовал по воскресеньям. Это были знаменитые Елагинские вечера! Братья упрекали Пушкина, почему он, будучи уже в Москве, проигнорировал, не пришел к ним в это воскресенье. И таки добились от Александра Сергеевича обещания нанести им визит и отобедать завтра или послезавтра. Обязательно вместе с Шурочкой, то есть со мной, - настоятельно добавили. Видно было, что я им понравилась не только как начинающая поэтесса.
Пока мы беседовали с Киреевскими, западники сцепились в громком словесном споре со славянофилами насчёт назревающей в стране аграрно-промышленной революции. Меня это интересовало в последнюю очередь, поэтому я вышла на балкон подышать свежим воздухом. Там столкнулась снова с Лермонтовым. Поболтали о его последней дуэли, вызвавшей международный скандал.Я хотела услышать лично от Лермонтова, почему его так жёстко наказали за дуэль. Михаил Юрьевич объяснил, что эта дуэль чуть было не вызвала международный скандал, потому что дрался он с сыном французского посла Эрнестом де Барантом.
Причиной дуэли, по словам Михаила Юрьевича, была женщина, точнее несколько женщин. Оба, Лермонтов и Барант были слегка влюблены в княгиню Марию Щербатову. Лермонтов даже посвятил ей стихотворение “Мне грустно, потому что я тебя люблю”. А Барант, кроме Щербатовой тягался также за женой русского дипломата Терезой Бахерахт. Последняя и натравила Баранта на Лермонтова, прплев якобы ненависть Лермонтова ко всей французской нации.
Дуэлянты сначала дрались на шпагах, пока у Лермонтова не переломился клинок. Поэтому перешли на пистолеты. Барант стрелял первым, но промахнулся. Лермонтов выстрелил в воздух.
Поэта арестовали сразу после дуэли, привлекли к военному суду. Сына посла к суду не привлекали. Барант оскорбился показаниями Лермонтова, настаивал, будто бы поэт врёт, что выстрелил в воздух. Такая версия выставляла Баранта посмешищем в свете, особенно в посольстве и во Франции. Через влиятельных людей, в том числе Бенкендорфа, сынок посла пытался заставить Лермонтова письменно подтвердить неправду. Это грозило бы тогда бесчестием поэту.