Памятуя о таких достижениях выходцев из Африки в политической и культурной жизни Римской империи во втором веке, не должно удивляться, что карьера Луция Септимия Севера постоянно шла в гору. Начал таковую будущий император с того, что, завершив в столице образование, «обратился к практике форума»61. Конечно, в эпоху Империи он уже не был местом, где решались судьбы государства и с ростральной трибуны звучали речи великих ораторов, вошедших в историю. Но народу там было предостаточно. Здесь по-прежнему выступали по животрепещущим вопросам текущих дней, велись споры, обсуждались важные новости. Начинающему политику было, что послушать, да и поучаствовать в каких-либо дискуссиях не мешало. В славные времена «пяти хороших императоров» участие в спорах на политические темы не было опасно, как при Юлиях-Клавдиях, да и при Флавиях, особенно последнем.
Практика форума Луция не удовлетворила62. Он обратился к юридической работе, став адвокатом фиска63. Профессия эта появилась недавно. Со времён Адриана так назывался чиновник, отстаивающий интересы государства в суде. Очевидно, интересы финансовые, поскольку фиск – императорская казна. Она была создана ещё Августом в 6 году и называлась изначально Aerrarium militare – Военная казна. Главным её предназначением было содержание армии и регулярные выплаты денежного довольствия воинам. Насколько успешен был молодой Север в своей адвокатской деятельности, как уверенно он защищал интересы фиска в тех или иных судебных спорах, нам неизвестно. Сведения о его дальнейших трудах во благо Рима противоречивы. Если Евтропий уверенно сообщает, что, оставив работу в судах, Север стал военным трибуном64, то Элий Спартиан уверяет в обратном: «Должность военного трибуна он миновал».65
Последнему утверждению как-то не очень хочется верить. Ведь известно, что для успешного продвижения римлянина, избравшего политическую карьеру, военная служба была делом обязательным66. Важно и следующее: Луций Септимий Север уже был удостоен латиклавы, что прямо обеспечивало ему по приходу в легион должность так называемого трибунала-тиклавия. Всего в легионе было шесть военных трибунов. Пятеро из них (всадники по происхождению) носили на одежде узкую пурпурную полосу – ангустиклаву. Трибун же латиклавий стоял выше своих сослуживцев, будучи вторым по статусу старшим офицером легиона. Впервые эта должность появилась при императоре Клавдии (41–54 гг.)67. Латиклавии выделялись богато украшенными шлемами, литыми доспехами и белыми плащами. Их оружием был меч, носимый на левом бедре68. В отсутствии легата трибун-латиклавий руководил легионом и на месте службы в лагере, и на марше, а когда и в сражении69. Обычно достигнуть столь значимой военной должности можно было, имея опыт командования пехотной когортой или кавалерийской алой70. Но порой она доставалась молодому человеку, пришедшему на военную службу, уже обладая широкой пурпурной полосой. Как правило, таких новоявленных трибунов-латиклавиев соратники не очень-то почитали, да и сами вновь пришедшие имели частенько дурную славу за халатное отношение к служебным обязанностям, в армии крайне нежелательное71.
И вновь нам неведомо, как проходила служба Севера в должности военного трибуналатиклавия. Был ли он исправен, находясь в легионе, или же уподобился тем, кто обрёл высокое звание исключительно благодаря происхождению? Кто знает?! Учитывая, что со временем он сделал выдающуюся карьеру в армии, вполне уверенно можно предположить его самое серьёзное отношение к военному делу. Впрочем, на службе в легионе он надолго не задержался…
Говоря о молодых годах Луция, проведённых в столице, нельзя не обратить внимания на очень резкие слова биографа Севера: «Молодость его была полна безумств, а подчас и преступлений. Он был обвинён в прелюбодеянии и оправдан проконсулом Юлианом, преемником которого он был в проконсульстве, сотоварищем по консульству и опять-таки преемником по императорской власти».72
К «писателям истории августов» (Scriptores Historiae Augustae), к каковым и относится Элий Спартиан, у историков традиционно очень критическое отношение. Поэтому, насколько правдив биограф Севера в столь беспощадной характеристике молодости своего персонажа – вопрос, по крайней мере, спорный. Безумства, преступления… Без конкретных фактов это всего лишь слова. А вот, что касается обвинения в прелюбодеянии, то здесь Элий Спартиан мог упомянуть и о реальном событии в жизни Севера. Молодой человек, оказавшийся в городе, полном самых разных соблазнов, вполне мог стать любовником какой-нибудь не слишком блюдущей супружескую верность матроны… Сохранить однако в тайне свои отношения прелюбодеям не удалось. А наказание за это в Риме со времён Августа, когда в 18 г. до н. э. был принят закон Lex lulia de adulteris, являлось самым суровым. Дела о нарушении супружеской верности разбирались в судах как тяжкие преступления, и последствия могли быть для виновников весьма печальными. Допускались самые крайние меры: отец неверной жены имел право убить и преступную дочь, и её злосчастного возлюбленного. Муж-рогоносец мог убить только любовника. Правда, при условии, если тот принадлежал не к верхам общества или имел малопочтенную профессию. Мести обманутого супруга Луций в силу своей латиклавы мог не опасаться. Но, что, если у его любовницы был ненавидящий распутство отец, да ещё и обладающий свирепым нравом? Возможен, однако, был здесь и относительно мягкий приговор: женщина лишалась половины приданого и трети имущества, мужчина терял половину состояния. Помимо этого любовников могли сослать на мелкие и очень неуютные для проживания острова Тирренского моря. Должно быть разные и не рядом находящиеся, дабы блуд не вспыхнул с новой силой.
Нельзя не признать, что над будущим молодого Севера нависла серьёзная угроза. Даже мягкий приговор не сулил ему ничего хорошего, поскольку решительно ломал только-только начатую карьеру. Поди после такого ущерба, да и позора её возобнови! Вариант же с лютым папашей – полная погибель! Так что Марк Дидий Юлиан оказался подлинным спасителем и великим благодетелем Луция. Чем-то молодой человек сумел его к себе расположить… А может, тот и сам в былые годы пережил подобные страхи и потому с пониманием воспринял происшедшее. Кто мог тогда предполагать, что пройдут годы и облагодетельствованный и благодетель сойдутся в смертельной схватке…
Оставив трибунские обязанности, Север вступил в должность квестора. Это был высокий пост в финансовой структуре Империи. Квесторы делились на четыре категории. Одни вели дела в главном казначействе столицы. Другие направлялись в войска, где при командующих отвечали за денежное состояние в подчинённых им легионах. Третьих назначали в провинции, где они при пропреторах и проконсулах распоряжались финансами на вверенных территориях. Четвёртые квесторы курировали таможенные сборы в приморских и пограничных городах. Римлянину по обычаю ранее 27 лет квестура не должна была быть доступной. Ни дата, ни возраст Севера при обретении им оной не известны. По версии Энтони Бёрли, Луций получил квестуру в 169 году, много раньше положенного срока73. Причиной столь ускоренной карьеры молодого человека могли стать не только его немалые способности и усердие, не одно лишь покровительство влиятельных родственников и земляков. Дело в том, что в 165 году огромные территории Азии поразила чудовищная эпидемия чумы. Вскоре она пришла и в Европу, а в 167 году охватила столицу Империи. Чума не щадила никого, в Риме от неё скончались многие высокопоставленные лица. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Уход из жизни одних открывал дорогу к должностям другим, эпидемией не задетым.
То ли Луций быстро оставил безумства молодости, то ли Элий Спартивн таковые сильно преувеличил, но карьеру Септимий Север начал замечательно добросовестно. Известна его старательность в исполнении квесторских обязанностей в Риме. Год спустя по жребию Луций стал квестором в провинции Бетика на юге Испании. Пребывание там Северу пришлось прервать по семейным обстоятельствам. Он должен был выехать в Африку, в родной Лептис, получив известие о смерти отца. Возникла необходимость срочно решить проблемы наследства. Ведь Луций не был единственным сыном. У него были старший брат Публий Септимий Гета и младшая сестра Октавилла. Уладив семейные дела, вернуться в Испанию Север не смог. Бетика в 172 году подверглась жестокому нашествию мавров. Исполнять квесторские обязанности в опустошаемой ими провинции было мудрено. И потому Север получил новое назначение – на Сардинию. Здесь он также себя неплохо проявил. Перевод этот объяснялся еще и тем, что Бетика, где шла война, из ранга сенатской провинции перешла под прямой контроль императора, в связи с чем тамошние должностные лица были переназначены на новые места в других сенатских наместничествах. В итоге Луций Септимий Север завершил своё квесторство на Сардинии.
Когда срок его пребывания на острове подходил к концу, то в силу вновь вступили родственные связи. Гай Септимий Север получил очередное высокое назначение. Теперь двоюродный дядя Луция стал проконсулом своей исторической родины – провинции Проконсульская Африка. Молодого родственника он, очевидно, сумел оценить по достоинству. Тот ведь на всех должностях проявил себя старательным и исполнительным, потому повышения в статусе заслуживал. Гаю не приходилось краснеть за своего протеже, для которого он не так уж и давно выпросил у Марка Аврелия латиклаву. Теперь Северу, едва достигшему 27 лет, предстояло стать легатом при наместнике провинции, главным помощником своего благодетеля.
В новой должности Луций немедленно возгордился, ибо легат в его возрасте – это выдающееся достижение. О степени обретённого им высокомерия рассказывает Элий Спартиан, приводя такой случай: «Закончив своё квесторство в Сардинии, он получил назначение быть легатом при проконсуле Африки. Когда он был там легатом, один лептинец, простой человек из одного с ним муниципия, обнял его, как старого товарища, в то время, как перед ним несли связки. Север наказал его розгами, причём глашатай объявил решение: «Не смей, простой человек, дерзко обнимать легата римского народа». Этот случай привёл к тому, что легаты, ходившие пешком, стали ездить в повозках. Тогда же, беспокоясь о своём будущем, он обратился к астрологу и под данным часом увидел великие дела; астролог сказал ему: «Дай мне сведения о своём, а не о чужом рождении», – и после того, как Север поклялся, что это его собственные данные, тот предсказал ему всё, что впоследствии сбылось».74
Должно быть в новой должности Луций отличился не только высокомерием и суровостью решений, но и оказался толковым помощником правителя провинции, что было оценено в столице Империи. В 174 году Север был удостоен должности плебейского (народного) трибуна. Такое назначение – прерогатива высшей власти. Так что Марк Аврелий высоко оценил способности молодого выходца из африканского Лептиса. Север цезаря не подвёл, обнаружив, исполняя новую должность, «исключительную строгость и энергию»75.
Очередное пребывание в Риме изменило и семейное положение Луция. Он женился на некоей Пакции Марцине, своей землячке, также уроженке Лептиса. Брак, скорее всего, был по любви, хотя позднее в своей автобиографии, как утверждает Элий Спартиан, Север ничего о первой супруге не сказал. Однако, став уже владыкой Рима, он распорядился увековечить её память. Марцине были установлены статуи.
Брак оказался счастливым, родились две дочери, которых Луций очень любил. Забегая вперёд, сообщим о том, как он впоследствии обеспечил их будущее. «Своих дочерей он выдал замуж с хорошим приданым за Проба и Аэция. Когда он предложил своему зятю Пробу должность префекта Рима, тот отказался, сказав, что, по его мнению, быть префектом Рима значит меньше, нежели быть зятем императора. Своих обоих зятьёв он сразу же сделал консулами и обоих обогатил».76
На 32 году жизни Север был намечен императором в преторы, а вскоре оказался в Испании, на сей раз на севере, в так называемой провинции Тарраконская Испания. Там он, скорее всего, пребывал в должности либо наместника, либо легата легиона. На Пиренейском полуострове Луций вновь задержался ненадолго. В 179 году он получает новое назначение – командование IV Скифским легионом. По утверждению Спартиана, Север принял его в Массилии (совр. Марсель), где таковой тогда находился77. Сообщение это не может не вызвать недоумения. IV Скифский размещался традиционно в Сирии ещё со времён царствования Нерона, с 62 года. Лагерь легиона стоял на берегу Евфрата, у города Зевгмы. Как он мог оказаться в Массилии – загадка. Если даже согласиться с предположением, что там IV Скифский легион оказался, возвращаясь из Бетики, где участвовал в отражении мавританского нашествия, то и это представляется странным. Мавры опустошили юг Испании в 172 году. Не слишком ли долго IV Скифский с ними сражался? Скорее всего, именно из Массилии Луций Септимий Север и отбыл морем в Сирию, где и принял командование над легионом, добросовестно оберегавшим римские рубежи на Евфрате. Так наш герой впервые оказался на римском Востоке, с которым впоследствии будут связаны важнейшие события в его жизни.
Наместником Сирии в это время с 178 года был Публий Гельвий Пертинакс, видный многоопытный военачальник, шагнувший уже в шестой десяток. Он был на двадцать лет старше Луция. У такого испытанного и прославленного воина относительно молодому легату было чему поучиться. Думается, Север такой возможности не упустил.
Существует предположение, что, находясь в Сирии, Луций оказался по каким-то делам в городе Эмесе, где располагался храм верховного божества финикиян Ваала. Пунические предки Луция таковому, естественно, поклонялись. В храме он познакомился с очень красивой и замечательно умной дочерью жреца этого грозного бога по имени Юлия Домна. Она якобы произвела на него огромное впечатление78.
Думается, сведения эти сугубо легендарны. Юлия Домна тогда была ещё ребёнком, даже десятилетнего возраста не достигшим. Если тридцатитрёхлетний Север и увидел её в храме, то едва ли мог бросить на неё мужской взгляд…
Пребывание в Сирии и командование IV Скифским легионом стали последней страницей жизни Луция Септимия Севера в годы правления Марка Аврелия. Этому великому цезарю-философу он и был обязан как успешным началом своей карьеры, так и её достойным продолжением. Теперь необходимо обратиться к тем событиям римской истории, которые происходили в эти годы и в которых нашему герою – их современнику прямого участия принимать не довелось. Но с последствиями таковых Септимию Северу в дальнейшей жизни придётся многократно столкнуться.
Марку Аврелию вскоре после того, как он обосновался на Палатине, пришлось встретиться с совершенно иной ситуацией на рубежах Империи, нежели той, что царила в правление двух его предшественников. Всё его царствование стало чередой непрерывных войн. Сам Марк Аврелий – философ-стоик менее всего по складу своему был расположен к военной деятельности. В произведении «К самому себе» вот что он пишет о главных своих достоинствах, которые унаследовал: