— Ты знаешь, кто я? — спросил я тихо, но в моих словах чувствовалась угроза.
Его глаза расширились, как у крысы, загнанной в угол. Он не знал, кто я, но догадывался, что пришёл его конец. Я увидел, как на его лице промелькнула паника. Он попытался подняться, но его ноги заплелись, и он упал обратно в кресло.
— Что тебе нужно? — пробормотал он, теперь уже с явным страхом в голосе.
— Диана, — сказал я холодно, глядя ему прямо в глаза. — Твоя дочь. Где твоя дочь, ублюдок?
Его лицо побледнело. Он понял, что речь не о деньгах, не о наркотиках, не о каких-то там разборках. Я видел, как его глаза дергаются, пытаясь найти выход, но я был слишком близко. Он не уйдёт. Никогда.
— Что с ней? — спросил он, его голос дрожал. Но в этих словах не было беспокойства, не было отцовской заботы. Лишь страх за свою шкуру. Он не спрашивал о ней, как отец. Он спрашивал о том, что может случиться с ним. Я молчал, смотрел на него, давая ему возможность осознать всю глубину его грехов. Он был дрянью. Человеком, который никогда не должен был стать отцом. Человеком, который заслуживал только одного — медленной и мучительной смерти.
— Ты продал её, — тихо сказал я, мои слова были ледяными, как удар ножа. — Ты предал свою собственную дочь за дозу. Ты отдал её этим ублюдкам, как товар. И за это ты умрёшь.
Его глаза расширились от ужаса. Но, как и все крысы, он начал шипеть, пытаясь защитить свою жалкую жизнь.
— Это не я! — заорал он, пытаясь встать с кресла, но его тело было слишком слабым. — Это она! Ее мать! Она была сумасшедшей! Она мне мешала жить!
Я подошёл ближе, схватил его за волосы и резко дёрнул голову назад. Он взвыл от боли, его руки бессильно хватались за воздух, пытаясь оттолкнуть меня, но у него не было шансов.
— Диана была твоей дочерью, — прошипел я, сжимая его волосы сильнее, и его крик стал громче. — Твоей, ублюдок.
Он захрипел, его глаза налились кровью от страха. Я отпустил его, и он упал обратно в кресло, корчась от боли. Он попытался отползти, но я быстро схватил его за шею, вдавив его голову в стену.
— Её мать умерла от той дозы, за которую ты продал свою дочь, — холодно сказал я, прижав его лицо к стене так сильно, что его кожа начала разрываться о грубую штукатурку. — Ты убил их. Ты убил и мать, и дочь.
— Нет! Это не я! Это она! Моя жизнь была адом из-за неё! — его голос был истеричен, как у человека, который знал, что ему не избежать наказания, но пытался оттянуть неизбежное. — Она подсадила меня на наркоту! Отпустииии аааааа!
— Ад? — я отпустил его и посмотрел на него сверху вниз. Он закашлялся, хватая воздух, как утопающий. — Ты не знаешь, что такое ад. Но я покажу тебе.
Я схватил его за волосы и свалил на пол. Он жалобно заскулил, но я уже не слышал этого. Я поднял ублюдка, словно тряпичную куклу, и со всего размаха швырнул в стену. Его тело ударилось с глухим стуком, и он сполз вниз, оставив кровавый след на стене.
— Пожалуйста, — прохрипел, пытаясь подняться, но его ноги больше не слушались его. Он полз по полу, как раненное животное, оставляя за собой след крови и слёз.
— Пожалуйста? — переспросил я, сев на корточки рядом с ним. — Она тоже тебя умоляла? Когда ты бил её, когда закрывал её в подвале на несколько дней, она тоже просила пощады?
Я схватил его снова за волосы и прижал его лицо к полу. Его дыхание стало прерывистым, он захрипел, как умирающий зверь.
— Ты не заслуживаешь смерти, — сказал я, глядя на него сверху. — Смерть — это слишком легко. Слишком быстро. А тебе нужно страдать. Как она страдала.