– Я тоже. Спокойной ночи, Грязнуля.
– Спокойной ночи, Плаксик.
Все проснулись на заре, готовые тронуться в путь до наступления жары. Ночью же здесь стоял пронизывающий холод. Вода в бурдюках замерзла. Нюх проснулся с сосульками в бакенбардах, с онемевшими от холода лапами. Спали все плохо, потому что из-за резкого перепада температур ночью камни трескались со звуком, напоминавшим пистолетный выстрел. Да, пустыня была негостеприимным, малопригодным для жизни местом.
Понемногу лапы Нюха обрели чувствительность. Бриония тем временем уже осматривала сцинков, годами не видевших ветеринара. Грязнуля и Плакса разводили костер, чтобы приготовить завтрак, а сцинки пока бездействовали. Нюх знал, что рептилии – хладнокровные существа. Все тепло они берут от солнца, поэтому после холодной ночи они должны некоторое время полежать, чтобы прийти в себя. Наконец одна из ящериц подошла к ласкам, потирая передние лапки:
– Овсянка подойдет? Ничего другого у нас и нет. Мы ее засолили.
– Да, конечно. В жару соль выводится из организма с потом. Соленая овсянка – прекрасно! – сказал Грязнуля.
– А я не люблю овсянку! У вас нет яиц? – изобразил из себя гурмана Плакса.
– Конечно есть, – несколько удивленно ответила ящерица.
– Тогда сварите мне пару яиц всмятку!
Ящерица прищурилась и уползла. Грязнуля прикусил губу.
– Что?! – воскликнул Плакса. – Я опять сказал не то?
– Ты попросил ее сварить ее же яйца! Это самка!
– Как же я мог такое забыть!.. Ну конечно, ведь рептилии откладывают яйца!
Плакса, разумеется, имел в виду воробьиные яйца, а ящерица говорила о своих.
Плакса отправился к ящерице, чтобы исправить свою оплошность. Она лежала на яйцах, глядя на него немигающими глазами.
– Простите меня… я имел в виду не ваши яйца!
– А чьи же?
– Я говорил о птичьих яйцах! Их мы едим, а яйца ящериц – никогда!
Сцинка явно не поверила ему, и Плакса оставил ее охранять потомство. «Ну вот, вечно я всюду напорчу!» – подумал он.
– Как овсянка? – спросил он, подходя к костру. – Действительно соленая?