Но тут, вжимаясь в полки, Фея закричала.
Не завизжала, как можно ждать от сильно напуганной женщины, не заорала, словно убивают, а призывно закричала, протягивая гласные:
— По-мо-ги-те!
— Ну, тархово племя! — рявкнул рядом дед, пристукивая посохом по полу.
Вот теперь всё стало правильно. Ясно и просто. И настолько светло, что даже сердце зазвенело от радостной ноши.
Зов человека — для тэра это как индульгенция всех дальнейших грехов.
Можно было принять тысячу разных решений, но я выбрал простое.
Рванул наперерез. Один прыжок — я уже рядом с мужиком. Второй — я уже перемахнул за прилавок и встал между ним и Феей.
Он ещё пару секунд возился с доской прилавка и меня не осознавал. А я… Я ничего не делал. Стоял и ждал, когда он, наконец, доломает столешницу и отбросит последнюю мешающую проходу доску. Когда она полетела в сторону, мужик шагнул вперёд, поднял взгляд. И напоролся на меня.
Простецкая физиономия, собранная яростью в морщины, словно кулак, на миг даже оплыла от удивления. Вот ведь — не было ничего впереди, а тут раз — и препятствие. Да какое! Стоит на пути кряжистый мужик, ростом не мал и не велик, хмурится и ждёт. От таких, спокойных, и не знаешь, чего ждать. Они, спокойные эти, могут чего угодно сотворить, и сдвигать их с места — дело сложное, не по пьяной лавочке решаемое. Все эти размышления бодрым галопом проскакали по роже пьянчуги. Это со слабыми он оказывался силён, а, как напоролся на кого покрепче, так захотел сразу отыграть всё обратно. И я стоял молча, давая ему такую возможность.
Мужик зло сопел, стискивал кулаки, но с места сходить не торопился.
— Ты чего тут? — наконец севшим голосом поинтересовался он.
— А ты чего? — также хрипло, подстраиваясь под него, отозвался я. И позу скопировал, и кулаки собрал, и набычился.
— А это… — растерялся мужик. — Водки надо.
— И мне надо! — угрюмо ответил я, и тут же расстроенно цокнул языком: — А нету!
Пьяница пожевал губами, явно борясь с тошнотой, дёрнулся туда-сюда кадык, расстроенный взгляд тоскливо обежал зал вокруг.
— Чё? Совсем нет?
— Вот те крест, — нету! — дожал я.
Мужик сразу как-то сник, словно воздух спустили.
— Ну чё-как? Пойду я… — сообщил он, отворачиваясь и сразу же чуть не заваливаясь на поломанный прилавок. Восстановил равновесие и, с трудом сориентировавшись в зале и найдя оплывшими глазами выход, уверенно порулил туда, себе под нос бубня: — У, Кузька, я тебе хвост-то накручу — поить и не похмелять! И курве своей скажи — не по-людски ж это! А у Василича самогон должен стоять…