Сезон охоты на единорогов

22
18
20
22
24
26
28
30

Он стоял молча. На губы пыталась пробиться улыбка, но всё ей что-то мешало. Может быть, смущение. Тонкий кончик меча дрожал в пространстве. Наверное, дрожали руки…

— Ты позвал… — неловко дёрнулась улыбка.

И я взвыл. Беззвучно. Безслёзно. Скрипя зубами и дрожа.

Мой ведомый таял в воздухе, виновато щурясь, также как тогда, когда не мог выполнить приказ. Он не мог выполнить приказ, который я не высказал вслух. Даже ответив на зов…

Он таял, а на его месте оставалась маленькая фигурка Чуды…

Юрка стоял, сурово сдвинув брови. Руки до синевы крепко удерживали игрушечный меч с чёрными дрожащими каплями на деревянном лезвии. Он напряжённо всматривался в моё лицо и молчал. Как прекрасно, что этому мальчишке ничего не надо объяснять! Просто чудо, что в его возрасте можно быть настолько человеком, чтобы не лезть другому в душу!

Я отвернулся, и остановил взгляд на белых клубах тумана. Просто, чтобы куда-нибудь смотреть, не отрываясь, не моргая. Просто закрывая в себе только что произошедшее.

Так и простоял не меньше пяти минут. Стоял, смотрел на туман, на гладь озера, на осины и серую каменистую тропинку вверх, к невидимому за густотой кустарников графскому имению, и дышал. Дышал сосредоточенно. Мне было необходимо вернуть спокойствие для защиты маленького Чуды. Раз. Два. Три. Я подумаю об этом завтра. Или потом. Или никогда. Не стоит об этом думать… Достаточно помнить. Мой ведомый вернулся ко мне на зов оттуда, откуда не возвращаются… И я не приму других объяснений происходящего. И никогда не заставлю себя признать, что образ Сашки — лишь иллюзия, наложенная умелым ведом! Для меня это Сашка. И — точка!

— Ты в порядке? — Наконец спросил Чуда.

— Да, — кивнул я, лишний раз пробежав внутренним взглядом центры позвоночника, чтоб убедиться, что эмоциональный взрыв не расшатал меня до основания. Вроде так и есть.

— Тогда вылезай. Моя очередь! — Засуетился Юрка.

Я медленно двинулся из воды. Внезапно осознал, что она ледяная, и стопы мои уже потеряли чувствительность от холода, зато икры сводит так, что шагать невозможно. Как же я простоял-то столько времени? Пришлось сперва поднапрячься, разгоняя тепло в ноги. Только потом вышел из воды.

Пока обувался, Юрка наоборот вылез из своих сандалий и стал деловито закатывать штанины, неожиданно небрежно бросив меч в камыши. Меня это корябнуло.

— Почему оружие бросаешь? — окликнул я.

Спросил и сам удивился, как неожиданно сердито получилось.

Юрка затравленно вздрогнул и приподнял плечи. Боязливо оглянулся на меня, вскидывая напряжённый взгляд.

Ой, нехило же пацанёнку, видать, в жизни доставалось за мелкие шалости и вот такую небрежность! Только от кого бы? От родителей? Так, вроде, и давно уже без них — ничего в памяти не могло остаться настолько, чтобы тело боялось. От Крестов? Так, вроде, они, наоборот, за хорошего веда готовы на всё — баловать бы должны. От Жаньки? А вот не поверю ни за что!

— Оно не понадобится, — виновато отозвался он. — Никакое оружие человека не справится с его Настоящим страхом. Только друг может. Да и то, только Настоящий. Или такой, который боится не за себя. А иначе обоих убьёт.

Я выслушал его объяснения, думая о своём. О Крестах, которые готовили мальца для какой-то странной миссии. Настоль странной и тайной, что до сих пор о ней не ведаю, а спросить — боязно, не хочется услышать что-то такое, что покорёжит благой образ их школы. О Жаньке, к которому — хочешь или не хочешь, — а начинал прилаживаться, прощая молодое самодурство и нерастраченную удаль, и замкнутость и запертую в сердце злобу, видя в нём себя самого в тот период, когда душой владела только мечта о мести…

Только потому, задумавшись, и не остановил Юрку — просто не успел ещё от своих переживаний отойти, а тут сразу такое! А может и верно то, что просто никогда не стражил по-настоящему, оттого и зазевался, задумался, дал слабину. Когда очнулся, готовый выхватить пацанёнка из озера и броситься обратно к дому, Чуда уже был далеко в воде, а вокруг расстилался густой туман.