Инициатор

«Брат йахаса», настороженно вслушиваясь в их разговор, видел, что товарищ затихает, и потянулся к Алиса:

— Йахаса, всё так и не так… Без помощи или без внутренней силы человек сходит с ума от укуса, кто бы его не сделал — альфа, бет или Прото. Только одно удерживает его от скатывания вниз после первого раза, когда он попробует кровь — вера. Вера в себя или что-то большее. У альф и истинных она есть, у тех, кто становится бета — нет. Пожалуйста, йахаса… Он будет вам добрым братом, если останется в живых…

— Плодим грех… — хмуро проворчал Даниил, отворачиваясь.

Алиса сглотнула, смотря на товарища, и, едва сдерживаясь, снова повернулась к проводнику:

— Есть…ну… другие способы?

«Брат» нахмурился и склонился:

— Вы — йахаса, вы — владеете… Ваша воля.

Она схватилась за виски, бессильно зашипела в опалённое лицо:

— Да говорите же! Я ничего не знаю!

Проводник смотрел в её дрожащие вздрагивающие вытягивающиеся зрачки всего несколько мгновений.

— Марк говорил, что истинным это возможно… Положите ладони на него, — тихо сказал он. — И захотите его излечить. Захотите, чтобы он жил… Если сможете перебороть желание… его крови.

Алиса сглотнула тяжёлую горькую слюну и медленно перевела глаза на лежащего. Последние судороги ударили по телу раз, другой, и он вытянулся, затихнув.

— Готов, — констатировал Даниил. — Пошли. Надо поторапливаться.

Проводник бессильно опустил плечи и обернулся к девушке:

— Пожалуйста, йахаса… — попросил он.

Даниил что-то проворчал себе под нос, угрюмо рассматривая противоположную стену. И Алиса поняла, что в этой битве осталась одна. Наедине с собой, с собственным голодом…

— Сейчас… — зашептала она. — Сейчас…

Потянула дрожащие руки к телу, тронула ещё тёплую кожу — опалённую, слоящуюся, — и почувствовала, как свело голодным спазмом нутро. Брюшина задёргалась, в такт разогнавшемуся дыханию, и рот наполнился тяжёлой горечью. Алиса задрожала, ощущая тягу. Её хотелось стремительно рвануться к податливой коже, взрезать одним укусом и, приподнимая губы, прижаться к ране, начать сосать уже вялую кровь в замерших сосудах. Она катала на языке предчувствие солёной сладости, и дрожала. Дрожала… В какой-то миг, не сдерживаясь, рванула вперёд, к самой коже и тут же одёрнула себя. Остановилась, почти касаясь дыханием опалённого горла мертвеца — ещё тёплого, ещё съедобного…

— Йахаса… — горько позвал кто-то за пределами сузившегося сознания.

— Не трогай её, брат… — потянулся вслед за ним знакомый голос: — Ей надо есть… Чтобы жить. А ему уже не поможешь…