Она откинула с ног куртку, наброшенную кем-то из «братьев», и скупо кивком поблагодарив за заботу, пошла к Даниилу.
Тот вскинул глаза — тёмные, с чёрными вертикальными чертами, они показались провалами в лице — как два пулевых ранения. Улыбнулся:
— Аля, — и тут же кинул в сторону «братьев»: — Костёр залейте. На все отряды — готовность один.
«Братья» с короткими поклонами поспешили выполнять задания.
— Болванчики, — едва разлепила Алиса сухие опухшие губы, смотря, как живо расходятся люди.
Даниил вскинул брови:
— Что тебе не нравится? — сунул ей в руки наполненную горячем чаем кружку.
Алиса села на предлагаемый безмолвным «братом йахаса» скрученный вещмешок, и взяла кружку, предварительно закрутив рукав рубашки на ладонь.
— Всё мне не нравится, — хмуро отозвалась она, глотнув чая.
В горле запершило от тошнотворной горечи медового напитка. Она скривилась, но, словно накладывая на себя епитимию, снова приложилась к горячей кружке.
Даниил присел рядом. Сцепил руки в замок и посмотрел на неё неожиданно трезвым, расчётливым взглядом.
— Ты голодаешь. Ты доходишь. Ещё немного и либо ты сойдёшь с ума и будешь рвать направо и налево, не разбирая на своих и чужих, как тогда в склепе, либо твоё тело изменит тебе и впадёт в спячку.
Алиса глотнула ещё обжигающего горечью напитка и отозвалась равнодушно:
— И что?
Даниил посмотрел куда-то мимо неё, и кивнул перетаптывающемуся там человеку. Поднялся:
— У тебя есть пять минут. Пожалуйста, пойми и прими это, как должное. Мы нужны им такими, какие есть. Мы, а не те животные, которые живут в тебе, во мне, возможно, даже в Прото… Марк был прав в одном, и это его оправдывает в моих глазах — мы не люди потому хотя бы, что для того, чтобы оставаться человеками, мы вынуждены поступать бесчеловечно…
Он отвернулся и пошёл лёгкой, упругой походкой, а Алиса продолжила смотреть в его удаляющуюся спину, чёрным пятном в сером мире ночи. Её до дрожи пронзало воспоминание о ночи, когда абсолютный, пожирающий потроха, голод заставил её хлебнуть крови тех, кого она всегда воспринимала, как своих. И теперь её крутило внутри одновременно и от ужаса перед возможностью повторения и от сладкого послевкусия того пиршества.
Она вздрогнула, когда подошедший сбоку человек опустился на колени:
— Йахаса, — он закрыл глаза и склонил голову набок, открывая вену.
Кружка выпала из задрожавшей руки Алисы и кипятком плеснула на пальцы. Она не заметила.