— Разбиванием лбов паствы?
— Верой, хотел ты сказать? — улыбнулся отец Владимир.
— Обрядами, — парировал он.
— Обряд — спектакль, — покачал головой священник. — Не о том ли мы говорили уже? Церковь — большой театр, в котором ставятся представления обрядов и чудес, чтобы вызвать не аплодисменты, но душевный взрыв. Это цирк для взрослых. После него светлеет на сердце, глаза излучают душу и хочется творить добро. И, как всякий цирк, он требует дисциплины и усидчивости зрителя вначале фокуса, чтобы получить восхищение по его завершении.
— Грязный метод.
— Есть другие?
Даниил ощерился незнакомо, остро — раздвинув губы и оскалив утончённые зубы:
— Открытие знаний для всех.
Отец Владимир тонко усмехнулся:
— Что будет с армией, если каждый — каждый! — рядовой будет знать все планы? И будет распоряжаться своими знаниями в меру своего разумения, а не так, как требует приказ. Война будет проиграна, не так ли?
Даниил не ответил, отвернувшись к окну.
— Идея о всезнании хороша только для небольших групп. Семей, общин. Всё, что более, нуждается и в сокрытии.
Рот Алисы наполнился тягучей горькой слюной. Она сглотнула, тяжело подавив горячий поток внутри, и привалилась к прохладной стене. Отец Владимир приподнял очки, с прищуром оглядывая её, и стремительно обернулся к Даниилу:
— Она пила человека? — резко спросил он.
— Да, — устало ответил он.
Вдох священника оборвался тяжёлым стоном. Размашисто перекрестившись, он поднялся и подошёл к Алисе. Та смотрела снизу вверх, не в силах вскочить и что-либо сделать — предательски затяжелевшее тело не двигалось. Старик подошёл, подхватил Алису за плечи и без большого напряжения оторвал от пола её тонкое иссушенное тело. Встряхнул, и Алиса почувствовала, что нутро обжигает прибоем раскачивающейся по всему корпусу жара.
— Ммм! — Алиса замычала и попыталась оттолкнуть священника, но тот держал крепко.
Даниил вскочил и хмуро напомнил о себе:
— Отец…
Он обернулся через плечо и отозвался: