Мне сунули полную чашку каши. Разваренное пшено с кусочками рыбы, приправленное прогорклым маслом. Мне даже ложку выдали и я, обжигаясь, начал есть. Умял всё без остатка и даже пальцем помог очистить стенки. И тут меня резко потянуло в сон. Видимо организм решил, что он сделал всё, что мог. Теперь нужно его пожалеть. Уже фоном услышал, как бабка что-то сказала пацану и меня потащили в сторону.
Проснулся когда солнце было в зените. Я развалился в овине на сене. Судя по всему, я продрых часов двадцать, никак не меньше. Но сейчас на удивление бодро себя чувствую. Вот бы отлить и тогда совсем будет замечательно. Я даже умылся из бочки, наполненной до краёв. Там же и напился.
— Эй, моряк. Кушать будешь? — это вчерашняя бабка. Стоит и настороженно смотрит на меня. Я моментально почувствовал голод. Видать потратил много калорий, вот меня на еду и прёт.
Меня не только накормили, но даже вынесли порты и рубаху. Они были мне малы, то и на этом спасибо. А затем меня начали выпроваживать, видать закончилось волшебное действие серебрушки. Я не стал спорить и махнув рукой, вышел. Только предварительно узнал по поводу дороги. Мне махнули рукой на восток и благословили сердитым ворчанием.
Ну спасибо, что не обобрали. Могли бы сонного и прирезать, забрав кинжал и кошель. Порядочные люди попались. Пройдя километра два, я заметил речушку, несущую свои воды к морю. С моей стороны, она обильно поросла камышом и кустарником. И у меня сразу сработал инстинкт охотника.
Мне пришлось походить, чтобы срезать подходящий ствол орешника. Я взял грех на душу и спёр у дома кожаный шнурок, висящий на плетне. Думал соорудить пращу. Но кожаная полоска оказался для этого узкой. А вот сейчас она, пожалуй, пригодится. Я обстругал будущее древко и приладил к нему кинжал. Его тридцати пятисантиметровой лезвие вполне подойдёт для изготовления охотничьего оружия. Намочив в воде кожаный шнурок, я плотно с усилием намотал его вокруг рукояти. Теперь нужно выждать хотя бы часик, чтобы кожа высохла и стянула лезвие рогатины.
А пока я изучил подходы к реке и место, где лучше всего бросить вызов кабанчику.
Ну, в принципе неплохо. Медведя, конечно, это только насмешит, но на кабана пойдёт. Высохнув, кожаная полоска сильно стянула рукоять кинжала и теперь это уже оружие колющего типа.
А кабанчики и в Европе не изменили своему характеру. Кабанье семейство с шумом вторглось на берег реки и принялось кормиться. Я только оглядел место схватки. А когда неожиданно шумнул, все ломанулись в кустарник, остался только глава семейства. Если бы я шумнул издалека, то удрали бы все. Но когда кабана резко пугаешь, он стаёт агрессивным и делает глупости. Вот и этот решил покрасоваться перед своими и кинулся на меня.
Опыт не пропьёшь, я привычно сделал шаг назад, пропуская его и с силой ударил в шею. Острое лезвие пробило прочную шкуру и я буквально пригвоздило его к земле.
Это надо было видеть. Я вернулся на хутор и не с пустыми руками. На загривке тащил молодого папашу семейства. А в нём живого веса не меньше центнера. Без требухи и башки малёхо поменьше. Пока допёр, чуть пупок не развязался. Зато, когда я скинул тушу перед домом, вылезли все. Включая маленького ребёнка лет трёх.
— Это ты что? Это зачем? — бабка враз стала косноязычной.
— Да вот, вам в благодарность.
А вечером народ набивал брюхо мясом. Та же каша, но не с опостылевшей рыбкой, а со свининкой. Мне даже поведали, куда делись мужики в этом доме.
Выяснилось, что муж пожилой женщины был рыбаком. Однажды уплыл ставить сети и не вернулся. Может утоп, а может и того хуже, попался нехорошим людям. А его единственный сын тоже моряк, так он нанялся на судно ещё весной и вскоре по прикидкам должен вернуться из рейса. Вот его жена и пацан, а также мать остались временно без мужского пригляда. И защитника соответственно, отсюда и боязнь чужих.
Выживают тем, что пацан ловит с берега и продаёт в деревеньке. Вернее, его мать выменивает на муку и крупу. И конечно выручает корова и четыре козочки. Молоко тоже охотно берут деревенские.
А тут я такой король-щедрость. Да они мясо забыли, как выглядит.
— А ты обменяй на нужное. А я через день ещё принесу.
Мы специально не договаривались, но мне разрешили пожить здесь. Для сна отвели тот же овин. В дом мне хода нет. Да я и не особо туда стремился попасть. Мне бы прийти в себя, одеться поприличнее и понять, куда двигаться. Времена для одиночки смертельно опасные, да ещё для чужеземца. Мой немецкий позволяет объясниться, но не может скрыть моё нетутошнее происхождение.