Я внимательно осмотрел руки, шею, одежду убитого. Ничего. Никаких следов борьбы, кроме той самой раны. Никаких зацепок.
Только вот на шее, под воротником рубахи, я заметил тонкую красную полоску. Как будто след от веревки. Или от цепочки.
Может, у Тимофея на шее что-то висело? Какой-нибудь амулет? И убийца сорвал его? Но зачем? Если это не ограбление, то какой смысл забирать безделушку?
Или же это не просто безделушка? Может быть, это что-то важное? Что-то, что могло указать на убийцу?
В голове снова раздался голос Вежи:
«Анализ полученной информации позволяет выдвинуть несколько версий. Убийство могло быть совершено с целью ограбления, из мести, или же для сокрытия некой тайны. Рекомендуется проверить каждую из версий».
— Да уж, спасибо, кэп. Только вот как их проверить? С чего начать?
Похоже, придется завтра хорошенько допросить Степку. Может, он что-то важное вспомнит. И Милаву надо бы распросить.
А еще нужно будет разузнать побольше об этом Добрыне. И о соседях из Совиного.
Дел невпроворот. А времени — кот наплакал. И как все успеть?
Глава 5
Осмотрев тело Тимофея, еще раз, насколько это вообще было возможно, изучив место преступления, я понял, что дело — труба. Улик — ноль, свидетелей — кот наплакал, а подозреваемых — хоть отбавляй. И каждый со своим мотивом. Добрыня этот, опять же, со своей ревностью и жаждой власти. Соседи из Совиного с их вечными распрями из-за рыбных угодий. Да и вообще, мало ли у кого еще зуб на Тимофея был?
Но одно было ясно — убийцы, кем бы они ни были, действовали не в одиночку.
А еще Милава… Как бы Добрыня не вздумал силой ее увести. Девчонка, конечно, не робкого десятка, но против сына старейшины ей не устоять. Нет, нужно оставаться на мельнице. И Степана одного не бросишь, и за Милавой присмотрю.
Решено. Ночую на мельнице. Буду что-то вроде сторожевого пса. Заодно, может, еще какие мысли в голову придут. Все же они будущие члены моей команды. Нужно поберечь ребят.
Сказано — сделано. Я вернулся в избу, где лежали Степан с Милавой. Парень все еще был без сознания, только тихо стонал во сне. Милава сидела рядом, смачивала ему лоб мокрой тряпкой. Проснулась значит. Вот и хорошо.
— Я остаюсь здесь, — объявил я. — Не буду вас оставлять одних.
Милава подняла на меня глаза, полные благодарности.
— Спасибо, староста, — прошептала девчонка.
Надо отметить, что мельница состояла из трех помещений. Одна большая комната — там, где были жернова, склад и хозинвентарь. И две небольшие — комнаты отца и сына. У Степки Милава разместилась. А я в комнату Тимофея отправился. Мое предложение, отправить девчонку в комнату мельника, Милава отбросила. Она решила сторожить покой суженного. Я пожал плечами и направился на боковую. Комната Тимофея была аскетичной. Полумрак, пахнет мукой и сыростью. Где-то в углу поскрипывала половица. Устроился на лавке, подложив под голову охапку соломы. Не кровать, конечно, но лучше, чем ничего.