— Я не знаю. Я уже ничего не знаю, Паш.
— Ты рано сдалась, — говорит мне. — К тебе сегодня придет еще один врач. Он проведет твою эмоциональную оценку. Это необходимо сделать.
Вытираю слезы и стараюсь успокоиться. Я слишком часто поддаюсь эмоциям. И как мне удастся смириться со всем, идей пока никаких нет.
Пашка выходит из палаты, оставляя меня одну со своими мыслями. Если быть честной самой с собой, то мне тяжело. Я не уверена в том, что справлюсь. Не уверена в том, что смогу выбраться из этой трясины. И я не понимаю, в чем виноват мой ребенок. Отец Димы ясно дал мне понять, что не позволит его родить, что примет все меры, чтобы этого не произошло. Я не хочу считать свои чувства по отношению к Диме ошибкой. Все, что мне довелось с ним испытать, значит для меня слишком многое. Я люблю его. И навряд ли у меня удастся испытать такие же чувства к кому-то еще.
Раздается стук в дверь, после которого в палату заходит мужчина. На вид ему за сорок. Пашка ведь говорил, что ко мне должны прийти…
— Эльвира. Я присяду? — обращается ко мне и поправляет очки.
— Садитесь. У меня ведь все равно другого выбора нет. Я не могу встать и уйти, даже если захочу.
— Давай отойдем от вопросов в сторону и просто поговорим, — говорит мне. — Меня зовут Котов Андрей Викторович. Ты можешь не представляться. Я просмотрел твою медицинскую карту, а теперь лично пришел с тобой поговорить по просьбе Павла Константиновича. Но это твой выбор, говорить мне что- то или нет.
— О чем вы хотите со мной поговорить?
— Расскажи мне о том, что ты испытываешь, — говорит мне. — Что тебя тревожит?
Меня многое тревожит. Если я начну все перечислять, это займет слишком много времени. А воспоминания, пожалуй, не из самых неприятных. Мне не сильно хочется рассказывать постороннему человеку о том, какие у меня отношения с отцом и сводным братом.
— Эльвира, — произносит мужчина.
— Я не знаю, с чего мне начать, — отвечаю ему. — Я много думала о том, что жизнь несправедлива по отношению ко мне. Сначала мама погибла в аварии. Парень, которого я люблю и от которого жду ребенка, женится на другой. А теперь еще и авария, где последствия сейчас четко отражены на мне. Единственное, что я чувствую — это жалость и беспомощность по отношению к себе. Знаю, что с появлением ребенка все может измениться, но я боюсь, что не справлюсь.
— Тебя тревожит то, что ты не справишься с ребенком или то, что ты не сможешь ходить? — задает вопрос. — Здесь важна конкретика. Ты говоришь о беспомощности и жалости, но затем переходишь к ребенку и говоришь, что не справишься. Тебе нужно определиться. В моей практике были случаи, когда люди и без ног заводили семьи и растили детей. Да, тяжело, но это еще не конец света. Ты выжила. А это сейчас самое главное. Ко всему прочему, ты слишком рано решила сдаться. У тебя есть шанс встать на ноги. Он небольшой, но есть. Эти ведь уже говорили об этом.
— Говорили, но 30 % это даже меньше половины. Нет никакой гарантии, что случится чудо.
— Но чудо не случится, если ничего не делать, — говорит мне. — Ты уже сложила руки и считаешь себя загнанной в угол. Есть люди, у которых шанс на восстановление составляет всего 1 %. Подумай об этом. 1 % против 30 % разница же очевидна. Не нужно сдаваться. Нужно пробовать, — берет в руки бумаги и что-то изучает.
— Вы, наверное, спросите сейчас, помню ли я тот вечер, — говорю и замечаю, как мужчина переводит на меня свой взгляд. — Я помню все. Помню, как шел дождь. На светофоре горел зеленый для пешеходов. Я выбежала, а дальше была резкая боль, будто меня всю переломало. Я не могла вздохнуть. А машина… Она даже не остановилась. Просто поехала дальше….
Поправляю волосы и опускаю руки на живот. Я пережила многое, но я бы не смогла простить себе, если бы потеряла его. Для меня наш с Димой ребенок — это единственное мое спасение от одиночества. Единственное, ради кого я должна жить…
— Как будто меня там и не было…
Мне кажется, что каждый раз, когда я вспоминаю случившееся, из моей памяти будто стирается важная деталь. Я что-то забываю.