— А если не примут?
Феня замахала на меня полотенцем, которым вытирала посуду:
— Ты чего говоришь! Думать про такое не смей! Если не примут — значит, отвернулись от человека боги, слишком велик его грех.
— Дальше-то что? Грешник умрёт? — уточнила я.
— Нет, жить будет, как жил. Проживёт свои годы, а потом, когда упокоится, будет душа его неприкаянно скитаться на веки-вечные, — складно сообщила Феня.
Наверное, объяснения жреца запомнила.
Жили, кстати, здесь намного дольше. Сто лет никого не удивляли, в деревне были старики и постарше, хотя работали люди много и тяжело.
Феня отправила меня кормить свиней, так я чуть спину себе не сорвала, таская в хлев тяжёлые вёдра. А ведь это всё ещё приготовить надо, заварить-запарить, потом принести, разложить, и убрать продукты жизнедеятельности.
В отдельном отсеке сидел боров, его Феня кормила сама.
— Не любит он тебя, укусить может, — объяснила она. — Хороший боров, справный и дело свой знает, но в клеть допускает только меня. Помнит, что я его с поросёночка растила.
Феня нежно почесала борова за ухом, а я, на всякий случай, отошла подальше.
Свадебный сговор по обычаю проходил в доме жениха. Стол накрывали обе семьи. Феня опять напекла пирогов, наварила компота из вишни, пожарила мяса.
Салатов здесь не знали, да и вообще еда была хоть и здоровая, но совсем простая. Похлёбку, которую варила Феня, язык не поворачивался назвать супом. Какой это суп? Все продукты в один чугунок, туда немного соли, сала — и в печь, томиться. Овощи разваривались неравномерно, если раньше вытащить, то одни превратятся в кашу, другие будут хрустеть на зубах. Поэтому Феня держала чугунок в печи долго. От такой кулинарной обработки похлёбка напоминала что-то среднее между супом-пюре и переваренной бурдой неумелой поварихи.
Перед торжественным выходом все принарядились. У меня, оказывается, кроме парочки застиранных платьев-рубах, есть целый сундук нарядов!
Когда Феня подняла на нём крышку — я ахнула. Сарафаны всех цветов и даже разных покроев, нарядные, расшитые по подолу сорочки, рубашки с длинными, летящими рукавами. Две пары ботинок, высокие сапожки и кожаные башмачки, отделанные цветными нитками.
— И приданое своё забыла? — ахнула Феня. — Ой, Улька, слушай меня и запоминай.
В моё приданое, кроме двух сундуков вещей (оказывается был и второй), входила полностью укомплектованная «постеля», как выразилась Феня. Четыре подушки, одеяло, тюфяк и несколько простыней. Наволочек и пододеяльников здесь не использовали, что мне категорически не нравилось. Ещё за мной давали двух бычков, набор посуды и всяческих приспособлений для рукоделия.
Ткацкий станок я посмотрела из вежливости, пяльцы и прялка меня тоже не заинтересовали. Увы, я из тех попаданок, которые никогда в жизни не увлекались народными ремёслами. Почему я в прошлой жизни хотя бы вышивать не научилась? Так нет же! Покупала готовые наборы в подарок, любовалась искусством наших рукодельниц, но сама попробовала только один раз.
И поняла, что мне неинтересно. А как бы мне здесь пригодилось это умение! Готовая профессия. Может быть, руки Ульки вспомнят, как надо вышивать? Должна же у меня быть мышечная память.
— Феня, покажи мне, что я вышивала.