Так и не нашедший подходящего отверстия сзади и не сумевший вовремя пристроиться голый парень вынужден был обойти стонущую морским котиком Танечку и лихо вставить свой член в ее раскрытый рот.
— Отличный темп. — Похвалил режиссер. — Кристиан, собери ей волосы на затылке, пусть будет видно лицо. Татьяна, тебе хорошо! Покажи нам, как ты довольна! Вот так, молодец. Уже лучше.
Глаза качающейся на поверхности стола Танечки томно закатились за веки. Она все еще стонала, но теперь уже тише, и только в те моменты, когда член Кристиана, толкаясь, до упора врезался ей в глотку. Она все еще выглядела счастливой и востребованной, все еще изображала удовольствие, но Маруся теперь крепко сомневалась в том, хорошо ли на самом деле было ее подруге.
— Неплохо! Так, работаем, товарищи! Не сбавляем темп!
И, глядя на колыхающиеся полные груди, на точеный зад, который одновременно и с остервенением атаковали сейчас двое потных мужчин, на идеально белую, без единого синяка, кожу Танечки и на ее прилипшие к спине мокрые волосы, Еникеева думала только о том, что очень хочет убежать отсюда подальше.
— Скукота. — Зевнула Виталина. Будто актеры картошку в огороде копали, а не изображали сейчас перед камерой почти эквилибристические трюки, раскорячившись на широком скользком столе вчетвером.
«А на помаде Таня все-таки сэкономила», — пронеслось в голове Маруси при взгляде на ярко-красные следы, остающиеся на основании члена Кристиана на каждом новом толчке.
— Вот так! Терпи, не кончай! Продолжай в том же ритме. Нет, ускоряйся еще. Татьяна, кричи! Да мне плевать, что его член у тебя во рту. Тебе хорошо. Кричи! Матерись! Не сдерживай себя! — Продолжал громыхать режиссер.
Еникеева развернулась и на ватных ногах медленно поплелась к выходу.
30
Нет, она не смогла.
Долго сидела на продавленном диване, смотрела на аккуратную стопочку квадратиков из фольги и понимала, что не сможет. Вот так просто взять длинную иглу и сделать несколько незаметных проколов — не получится. Она все еще хотела по любви, а не вот так — вероломно, обманом. Маруся все еще мечтала о том, что Витя уйдет от жены потому, что любит: ее, а не надменную Натали, не способную сделать его счастливым.
А Виктор никак не спешил определиться, ему постоянно что-то мешало. То сына нужно было возить к врачу, то пса, то вообще неподходящий момент — у Натали серьезные проблемы на работе. А потом и его самого уволили, существенно сократив штат геологов фирмы. «И кому я теперь нужен такой безработный? Вот найду подходящую должность, устроюсь, смогу платить алименты сыну и тогда уйду».
Но это «тогда» никак не наступало. А Маруся продолжала стараться. Она записалась в фитнес-клуб, исправно его посещала, пробовала на себе всевозможные диеты, оставляла кучу денег в салоне красоты: эпиляции, массажи, обертывания, маникюр, педикюр, коррекция бровей, ногтей, настроения, пару раз ей даже делали уколы красоты. Да и на белье девушка теперь не скупилась. Поражала впечатление Виктора всем, чем могла.
А он часто даже новую стрижку не замечал. Прибегал, быстренько съедал специально приготовленный для него легкий супчик — у Вити наметилось обострение гастрита, нужно было соблюдать строгую диету, потом он торопливо курил на подоконнике, небрежно швырял сигарету в пепельницу и тут же расстегивал ширинку. Всё на бегу.
И у Маруси не было и двух минут, чтобы полюбоваться любимым после секса. Ни его спутанной челкой, вечно лезущей на глаза, ни светлыми глазами, по-детски наивными и такими озорными, что захватывало дух от умиления, ни крохотной родинкой на шее, ни мелкими морщинками в уголках глаз, когда он задумывался о чем-то важном. Она помогала ему надеть обувь, пока он с горящим взглядом рассказывал ей о будущих походах в горы или катании на байдарках, и вдыхала его аромат, оставшийся на пустом пороге, что напоминал ей о несбывшихся надеждах. И снова ложилась одна в холодную постель.
— Ты превратилась в визуальную проекцию человека. — Пыталась воззвать к ее разуму Марго. — Посмотри на себя. У тебя ж глаза абсолютно пустые. Тусклые. И ты ничего не замечаешь вокруг.
И, конечно, Маруся об этом знала. Она все понимала. И что любовь эту сама себе придумала, и что не изменится ничего. И Витя ее не изменится. И ничего поделать с этим не могла.
И даже когда осенью вызвала его на очередной откровенный разговор. Написала на тетрадном листке все то, о чем не могла сказать в лицо. О том, что мечтает засыпать и просыпаться с ним. О том, что хочет без стеснения держать его за руку и гулять так по всему городу — открыто, никого не боясь. И о том, что готовила бы ему завтраки, обеды, ужины. И никогда бы не ворчала. И даже пса сама бы выгуливала, если бы он только был с ней рядом, и она могла бы считать его только своим и ничьим больше.
Надо признать, он даже отреагировал. Прочитал внимательно, затем обнял ее, молча прижал к себе. А потом впервые за долгое время занимался с ней любовью, а не торопливым кроличьим сексом. Медленно и глядя в глаза. Целуя ее чувственно и глубоко, забирая вместе с поцелуями все тревоги и сомнения. Сливаясь с Марусей в единое целое, отдавая всего себя и делая каждое движение до невозможного приятным — будто бы не было на земле в этот момент никого и ничего, кроме них двоих.
ebooksa