Чувствую от этого радость и облегчение. Злюсь на себя, знал же, как сильно мне сносит крышу рядом с ней, это ещё повезло что в этот раз она не пострадала. Но потом, что будет потом? Убираю руки со столешницы, накрываю ее, даже не вздрагивает. Не боится совсем, может лучше, что бы боялась? Не понимаю, чего хочу, и оттолкнуть или прижать к себе сильнее? Но все равно злюсь, когда освобождается и отходит от меня.
Она хоть понимает, что чуть не умерла? Что эта тварь могла ее разорвать в бешенстве? Нет, пускай на и связывает это связывание, но тогда был взбешён не только я. Зверь захватил контроль из-за ревности. Ревности, которую ощущаю и я, она отдаёт глухой болью в груди, никак не связанной со зверем. Слишком сильно сжал столешницу, остались едва заметные вмятины на ней. Поворачиваюсь к ней, сидит и ест, уткнувшись в свою тарелку. Ну раз больше не бесится, тогда можно и сделать вид что ничего не происходит. Накладываю себе еду тоже, сажусь рядом, теперь не отстраняется на показ. Тот спектакль был только для брата? Эта мысль не нравится, очень сильно. Встречаюсь с ней взглядом, невольно улыбаюсь. Ей идет это платье, голубого цвета. Голые плечи, откровенное декольте и рюши на юбке чуть выше колена. Волосы спутаны, лицо слегка помятое, как будто она совсем недавно спала.
— Как спалось? — спрашиваю зачем-то.
Мой невинный вопрос вызывает странную реакцию — резко закрывает руками лицо и тяжело вздыхает. Слова, которые произносит дальше удивляют:
— Не делай так.
— Почему?
— Потому что ты не Юра, и никогда им не будешь, — отвечает, убирая руки от лица.
Она всегда была такой жестокой? Боль в груди только увеличивается, уже не могу дышать. Мне кажется она увидит, что делает со мной, поэтому закрываю глаза. Я знаю, что не буду им, и не хочу быть! Зачем ты так со мной? Зачем? Кто я для нее? Кто она для меня? Почему даже с ней мне приходится играть роль, которую она сама мне дала? Открываю глаза, замечаю, как она резко убирает руку от моего лица. Что хотела сделать? Хотя это не важно.
Выбрасываю вилку, аппетита все рано нет, да ещё ее сломал.
— С чего ты решила, что я хочу быть похожим на него?
— А что ты тогда делаешь? — поднимается из-за стола и убирает свою тарелку и вилку в мойку.
— Экспериментирую, — не удерживаюсь от сарказма.
Она что правда не понимает, что я делаю? О чем она думает, если мои знаки внимания в ее понимании какое-то издевательство. Разве я был с ней так жесток? Разве это не она только что сказала, что мне с ее Юрочкой не сравнится?! Сука!
— Значит это просто твоя глупая шутка? — не замечает моего сарказма, что бесит ещё больше.
— И что же значит твоя фраза о том, что я никогда не буду ним? — меняю тему, а то по моему она уже все решила.
Молчит, кажется о чем-то неприятном думает. В какой-то момент даже роняет тарелку в мойку, но я успеваю ее словить.
— И что же она значит? — напоминаю ей вопрос.
— То и значит. Вы совсем разные.
Такое впечатление что она не собирается нормально отвечать, это ещё больше выводит из себя. Ревность и боль уже конкретно так надоели.
— Так почему тебе не понравилось, когда я был… мил с тобой? Если, когда это делал твой любимый Юрочка, тебе все нравилось?