Вот ведь как бывает по осени – на пару дней задержался, и все – водная пелена смешает все планы и сроки.
– Ваше величество, прикажете послать во дворец готовить комнаты? – один из драгун остановился в паре саженей от меня и замер.
– Конечно, и пусть сразу пошлют за градоначальником.
Не зазорно перенимать успешные идеи других стран и государств, вот поэтому еще батюшка в свое время задумал капитальное переустройство всего чиновничьего сословия России, но в силу обстоятельств и нерационального подхода из этой затеи проку не было. Увы, но Петр думал об Отечестве столько, сколько не могли и тысячи человек. Он вел страну как рулевой свой корабль, преодолевая бури и штили, но команда в большинстве почему-то не желала действовать в едином порыве с рулевым. Мало кто мог работать как лошадь и при этом не оглядываться назад в пучину традиций и суеверий. Круша старину, батюшка забыл о том, что именно традиции помогают народу преодолевать невзгоды и тяготы жизни. Нельзя ломать хребет традициям, их нужно корректировать, вводить новые, если на то пошло.
Так что, оглядываясь назад, можно среди обломков прошлого найти перспективные решения для проблемных вопросов. И не столь важно, куда ты смотришь: в сторону европейских держав или на Восток, а может, и в родное прошлое Отечества. Мир един, и брать годную идею для страны нужно с решимостью конкистадоров, по сей день без зазрения совести грабящих индейцев Южной Америки!
Вот и среди идей Петра сыскались такие, которые могли бы принести России пользу, да вот исполнены они из рук вон плохо. Он реформировал Русь не по четкому плану, составленному кропотливо и выверено, как требовалось, а исключительно исходя из военных нужд. Отдельные меры, отрывочные постановления и указы – вот истинная реформа Петра Великого. Но этого оказалось достаточно для того, чтобы следующий царь смог уловить общий посыл гения реформатора…
Думая над этим, я поднимался по лестнице на второй этаж рязанской резиденции. В воздухе витали ароматы жареного мяса и наваристого борща. Прислуга, вышколенная Никифором, оказалась на высоте и не подвела нынешнего смотрителя царского дома – Илью. Однако, следуя правилам, нынешний обер-камергер самолично проверил приготовленные блюда и только после этого допускал их до государева стола.
– Ваше величество, прикажете позвать градоначальника? – Никифор поклонился и замер.
– Зови, – махнул я ему, а сам тем временем с наслаждением принялся за борщ, бордовый, с кусочками нежного мяса, он пробуждал поистине неуемный аппетит!
Гвардейцы вместе с эскадроном драгун ужинали на первом этаже. Во время разговора мне не хотелось, чтобы поблизости были «лишние» уши, хотя в будущей беседе нет ничего секретного, но все же.
Дверь тихо отворилась, в нее вошел средних лет мужчина в сине-голубом сюртуке с серебряными пуговицами и серебряными узорами на обшлагах. В руках глава города нес небольшой – в локоть длиной – жезл с навершием в виде двуглавого орла. По образу жезла советников всем главам городов вручены уменьшенные аналоги их жезлов. Если у советников они были в полсажени, то здесь в три раза меньше. Появился статусный атрибут, указывающий на положение человека в статской иерархии. Лишь только у губернаторов областей были такие же жезлы, как и у советников, с той лишь разницей, что у каждого «губернаторского» атрибута на навершии был вырезан индивидуальный герб области.
– Отужинайте со мной, Егор Фролыч, – прервавшись на пару секунд, я указал градоначальнику на стул напротив.
– Благодарствую, государь, – поклонился он, занимая предложенное место.
Перекусив, я без прелюдий перешел к главному, предлагая начать разговор градоначальнику, третий год исполняющему свои обязанности. Егор Фролыч Пирогов – выходец из обедневших дворян, называемых так же однодворцами, привлек мое внимание еще в пору моего наместничества в губернии. Амбициозный, но предельно честный дворянин не забыл, что такое честь и верность роду, пусть и докатившемуся до нищеты. Он сумел, получив в наследство от отца долги и обезлюдевшую деревеньку, за десять лет поднять хозяйство. Доверить ему в управление целый город я решил в силу того, что Егор Фролыч располагал к себе своей откровенностью и неуемной энергией. Так почему же не дать ему шанс, тем более что за три года в городе создано все что требовалось и даже чуточку больше.
Вот и сейчас он не заставил меня сожалеть о некогда принятом решении. Именно он помогал Феофану Прокоповичу находить несоответствия в принятых ранее указах и делать должные пометки об этом, тем самым облегчив труд ректору Московской Академии.
– Так сколько времени еще нужно будет, чтобы окончательно собрать все законы и указы, принятые после Великой Смуты? – задал я самый важный вопрос. Что бы там ни говорили, но ни одно государство не может обходиться без закона, а те, которые существуют ныне, сейчас в России часто перекликались друг с другом, а то и вовсе были парадоксально противоположны.
– Еще год, не меньше, ваше величество, но если бы помощников было чуточку больше, скажем, еще дюжину старательных юношей, то и за полгода смогли бы разгрести оставшиеся дела.
– Долго. Феофан занимается этим с десятого года, а всё никак не исполнит…
Возражать Пирогов не стал, он прекрасно понимал мою правоту, но поделать с этим ничего не мог. Да что там говорить о нормальной подборке Свода Законов Российского государства, если даже квалифицированных учителей для открывающихся школ не хватает. Хорошо хоть монастырские крестьяне упразднены, и теперь Церковь не имеет «говорящего» имущества, иначе пришлось бы думать о том, как вызволять из-под «опеки» духовенства значительную часть крестьянства.
Вообще низшее сословие в государстве было крайне неоднородным. Взять хотя бы, к примеру, черносошных крестьян, живущих на государственных землях, остающихся в свободном состоянии, и холопов, полностью зависимых от воли господина. И все же «подлый» люд никогда не был рабом, как не были земледельцы их владельцами. Ни в одном указе не было даже намека на то, чтобы духовно принизить человека, а тем более лишить его полной свободы. И даже подготавливаемая ранее Петром реформа о «фабричных крестьянах» не изменяла сей аксиомы, но и не улучшала жизнь крестьян в целом, зато давала толчок для развития промышленности. Однобокий и крайне болезненный толчок.