Получив от Алексея разрешение на переформирование своего двора, Юля подыскала несколько смышленых девушек незнатных родов, которым не было и трех поколений. Подобный подход позволял заручиться их преданностью на долгое время, ведь каждая фрейлина честолюбива. А как еще пробиться в жизни и найти достойную пару в короткий срок, если не при помощи царицы? Молодость девушек при дворе скоротечна как полет мотылька к открытому пламени костра в безлунную ночь.
– Настя, оставь нас с его высокопреосвященством наедине.
Царица склонилась перед патриархом, целуя сухую жилистую ладонь с небольшим золотым перстнем, посередине которого блестел яркой зеленью весеннего луга чистейший изумруд. Травница, склонилась в поклоне, получила благословление и тут же выпорхнула из комнаты, оставив власть имущих наедине.
Патриарх степенно прошел к креслу, подол золоченых одежд тяжелым грузом тянул вниз, но Иерофан будто их вовсе не замечал. Немолодое тело опустилось на мягкую кожаную подушку кресла. За время восстановления патриаршего престола, чуть больше двух с половиной лет, бывший московский епископ успел многого достичь, но в то же время ему приходилось закрывать глаза на некоторые шаги государя. Перечить царю он мог, даже частенько этим занимался, но раз за разом выполнял пожелания царя: как пастух заблудших овец, он разделял стремления молодого государя Российского к общему протекторату православия без разделения на староверов и никоновцев. Но как духовный владыка Руси ему было противно думать об этом – как можно допустить уравнения их в правах? Однако царь непреклонно настаивал именно на последнем, причем без исключений. Разве что староверам запрещалось проводить проповеди, в остальном Церковь отошла чуть в сторону, дабы наблюдать за тысячами заблудших и потерянных овец…
– Как ваше здоровье, ваше величество? – начал разговор издалека патриарх.
– Спасибо, никаких недугов нет, – улыбнулась Юля.
– Ноша твоя непосильным грузом легла на плечи…
– Тяжела, – легко согласилась с Иерофаном царица, с затаенным интересом разглядывая сухие ладони владыки.
– Так почему помощников не возьмешь, раз государь постоянно в делах и заботах, все же проще будет. Тому поручить реляцию, этому вовсе приказ отписать, а потом только поспрашивать прислужников и все, – тут же оживился глава церкви. – Давай для сего благородного дела служек пришлю, из семинарии иль из Академии. Они благодаря государю учиться начали пуще прежнего, того и гляди ветхие книги до дыр зачитают.
– Спасибо, владыка, но не требуются мне никакие помощники, то, что я делаю, касается исключительно обучения и лекарских дел. Остальными вопросами занимаются поставленные царем-батюшкой верные люди. Хотя если можно, то мне не помешал бы писарь смышленый, а то больно нудно записки в единую книгу вписывать, а так и впрямь времени больше появится.
Юля нарочно предложила патриарху столь нудную и в то же время почетную для любого служки работу, шутка ли быть приближенным к царице и исполнять ее поручения. Правда есть черта, за которую никто не может переступить. Внимание царицы может быть отдано исключительно мужу и никому другому, в противном случае обоих любовников ждала удавка или пожизненное заточение в монастыре для неверной супруги и пеньковый галстук для любовника.
– Конечно, ваше величество, завтра же к вам придет писарь, есть у меня на примете умный малец шестнадцати весен от роду, грамоте новой за полгода обучился, хотя некоторые почтенные старцы оную до сих пор освоить не могут, – с легким укором сказал патриарх, крутя на пальце перстень.
– Разрешите поинтересоваться, владыка? – тихо спросила Юля, отведя взгляд в сторону.
– Конечно, дщерь, все, что в моих силах… – Иерофан был чутким человеком и мгновенно улавливал изменение настроения и даже мыслей собеседника, а уже исходя из этого, начинал вести себя соответственно обстановке.
Когда-то, еще обучаясь в семинарии, один из преподавателей – дьякон Борис мимоходом произнес интересную фразу, навсегда отпечатавшуюся в голове юного священнослужителя: «Тебе, отрок, многое дано, не трать дарования Божьи на глупость человеческую, гляди не на оболочку людскую, а в саму суть, так как будто его стрелой пронзаешь, но в то же время ласкаешь и успокаиваешь взором своим…»
Тогда столь непонятные слова не вылетели из непутевой головы исключительно благодаря чуду, однако спустя тройку лет, когда обучение в семинарии подошло к концу, мимолетная фраза дьякона заиграла необычайно яркими красками. Молодой Иерофан попал в услужение к писарю московского епископа Игментия, он выполнял всю черновую работу, но делал ее так, что уже через два года был замечен епископом. А через пять лет стал его поверенным лицом отца Игментия.
Не раз вспоминал благодарными словами дьякона Бориса Иерофан, используя его наставление как подспорье в неосуществленных замыслах. Понемногу, набираясь опыта высокой интриги в кругах Церкви, Иерофан становился честолюбивее, властнее, но в то же время не терял здравого смысла, понимал, кому стоит поклониться в пояс, а от кого держаться подальше. Он понимал это до того, как согласился помогать царевичу…
Не было рычагов влияния на молодого царя Алексея, скорее уж наоборот. Что бы ни говорили святые отцы о Божьем предначертании, они оставались всего лишь людьми, имеющими пороки, правда часть священнослужителей умело их подавляет, а часть пытается от них убежать. И если первых единицы, то вторых десятки тысяч. До того, как царь Петр вмешался в церковные дела, подобное положение дел всех устраивало: церковники жирели, функции монастырей как светочей во тьме мира толком не выполнялись – Церковь закостенела в догмах, полностью отказавшись служить людям, как это было многие века назад.
Были несогласные с этим, они уходили в скиты, пытались жить своим умом, но вот беда – каждому из нас нужен волевой стержень, на который будут нанизаны наши мечты и стремления, ведь без него мы только тлен, прах в веках истории. Но как получить, найти этот стержень? Каждый идет своим путем, но единственный универсальный способ – пойти за светом веры. Жаль только в последние века, еще со времен Ивана Грозного сей свет для людей сияет все слабей.
Преобразовывая управляющий аппарат Церкви, государь дал единому организму Веры толчок к новой борьбе. Царь требовал от православия воспитывать в народе уважения к себе, гордость за предков и желание идти вперед, постигая неведомое. Изменить вековой менталитет невозможно, если бы не одно «но» – русский дух неподвластен времени! Каждый из нас может отыскать в себе частицу воинов Святослава или увидеть в глубине души зарождение православия, кровавое и столь необходимое мучимой междоусобицами Руси.