– Садись, барон, отобедай со мной, вспомним былое, а заодно расскажешь, как дела идут.
– Спасибо, государь, все хорошо, с Божьей помощью справляюсь, Демидовы давеча с предложением заходили, их людям из охраны пару сотен винтовок надо сделать, – улыбнулся Артур, отрывая ножку от поставленной перед ним запеченной курочки.
– Заботливые, что-то раньше за ними такого не наблюдалось, – хмыкнул я. А сам тем временем сделал зарубку в памяти, сегодня же отписать князю-кесарю, пущай Берлога прошерстит фактории купцов. Уж больно странно для них сверх меры деньги под охрану выделять, здесь дело нечисто. – А вот скажи мне, почему царские указы люди выборочно исполняют? Что выгодно делают, а что нет, то вовсе не чешутся, пока надзорная команда не придет.
– Это ты о чем, государь? – удивился барон.
– Дошли до меня интересные слухи о наших советниках и их прихлебателях. Некоторые вконец обнаглели, из казны не могут утащить, так мздой за год собирают столько, что в сумме двести тысяч солдат и офицеров одеть, обуть и вооружить можно. Есть письмецо и на твой счет, Артур, – с грустной улыбкой закончил я, доставая из стола небольшой вчетверо сложенный лист желтоватой бумаги.
– Клевета, – открестился датчанин.
– Все может быть, но ты знай, что верность окупится сторицей без обходных путей. Впрочем, учить тебя не буду, сам ведаешь о том, что если товар дрянной гнать будешь, то наказание рублем будет болезненным. Играй с купцами и боярами, Артур, но не забывай о том, кому служишь.
– Ваше величество, так я и в мыслях не держал быть против тебя. Мне Россия стала вторым Отечеством! Да были случаи, когда цены поднимал да людей сманивал, так ведь не запрещено это, ты сам дал добро фактории в городах открывать, вот и кручусь, как могу, – с обидой в голосе недоуменно ответил барон Либерас. – Или прогневил тебя еще чем-нибудь?
– Нет, Артур, других грешков за тобой замечено не было. Да и мне надоело постоянно видеть вокруг одних хапуг и лгунов, хочется вернуться на пять лет назад и вновь засесть в рязанском дворце за кружечкой сбитня и говорить, мечтать…
Улыбка на сей раз почти удалась, жаль только, барон ее не оценил. Он смотрел на меня настороженно, с искренним сочувствием, которое редко удается увидеть на лицах придворной мишуры. Не знал он о десятках подметных писем, доставляемых мне каждую неделю нераспечатанными личным кабинет-секретарем Макаровым, доставшимся «в наследство» от батюшки. И должен заметить он оказался незаменим в своем деле.
Алексей Васильевич, сын подьячего вологодской воеводской канцелярии, обладал небывалой преданностью царской семье, сдобренной благоразумием и фантастической работоспособностью, чем заслужил к себе царское безграничное доверие. Не зря именно Макаров вел от моего имени обширную переписку с русскими послами, губернаторами, министерствами, Синодом и Царским Советом. Ведал кабинет-секретарь тратами двора, расходами на Кунсткамеру, и, что естественно, именно он принимал челобитные для царя.
Я на барона смотрел с некоторой жалостью, ну не может он знать о том, что творится у меня в душе, какие бесы терзают ее. И ведь не скажешь, что государь попросту сорвался. Мол, бывает, друже. Нет у царя слабостей! Их не может быть, он для всех должен быть эталоном, всегда знающим как достичь желаемого.
«Сиди, Артур, и ни о чем не думай, бремя правления не для тебя…» – мне немного взгрустнулось, но апатии не было. Пора мальчишеских рефлексий давно прошла.
Парой удачных фраз мне удалось перевести разговор на нейтральные темы, не затрагивающие прямых интересов государства. Слушая барона, я продолжал думать о насущных проблемах. О том, что царский советник боярин Иван Алексеевич Мусин-Пушкин – известный лукавец, обладающий незаурядным умом и целеустремленностью. Не просто так он успел побывать астраханским воеводой, проявить себя на поприще сборщика налогов и побыть судьей Монастырского приказа. Самое удивительное, что как таковой Иван Алексеевич был нужным человеком, однако укоротить его все-таки стоит, дабы помнил о том, кто он и из какого рода вышел.
Закрадывались мыслишки и о том, что и другие царские советники нечисты на руку. Взять тех же князей Долгорукого и Волконского. Один укрывает беглых рекрутов, занимается «левыми» поставками фузей в армию и присваивает отписные деревни, другой разоряет тульских купцов и мастеров, выставив от царского лица немыслимый заказ на двадцать фузей в год с каждого мастера и подсобника.
Много нехорошего узнал я и о Демидовых, обнаглевших до такой степени, что они едва ли не открыто занимались махинациями с поставками железа для оружейных заводов Рязани, Тулы и Москвы. Обещая поставлять железные слитки не выше 13 рублей за пуд, на самом деле получали благодаря сговору с Волконским 17 рублей за пуд, причем промышленник скупает железо у мелких рудознатцев едва ли не в половину от первоначальной цены.
И самое удивительное то, что нельзя принимать жесткие меры против них до тех пор, пока не будет подготовлена замена в лице выпускников корпуса витязей. А ведь им еще потребуется три-четыре года «пообтесаться», «повариться» на новых местах, набраться опыта если не в интригах, то в искусстве словесных баталий точно. Увы, но учеба учебой, а реалии жизни ничто не заменит.
Придется ждать и терпеть, иначе никак. Разве что начать стравливать между собой старых заклятых врагов, благо что в Совете имеются три «центра» противостояния, вот пускай они на пользу царства друг у друга глотки вырвут, глядишь, и парой проблем станет меньше.
– Алексей, ты слушаешь? – откуда-то издалека донесся голос барона.
– Конечно, Артур.