Артефакт острее бритвы

— Кто-то должен, — согласился Первоцвет. — Но наша задача лечить людей, а не заниматься отловом чернокнижников. Всё, на сегодня свободны!

Я не удержался и полюбопытствовал:

— А почему не используется алхимия?

Магистр скривился.

— Избавление от порчи с помощью алхимии обойдётся самое меньшее в сотню целковых. В Поднебесье. Здесь можешь смело умножать надвое. И это для третьей степени сложности!

Я присвистнул. Не из-за озвученной суммы — просто прикинул, сколько содрали с Горана Осьмого за пилюлю, выжегшую из Яна Морячка полноценное и далеко не самое слабое проклятие. Счёт там точно шёл на тысячи.

У больницы была собственная трапезная, обедать мне полагалось именно там, и надо сказать, кормили врачей и лекарей весьма неплохо, пусть даже не всегда удавалось понять, что именно пошло на приготовление того или иного блюда.

Дарьяна я ни за одним из столов не углядел и потопал обратно, намереваясь поискать его в подвале, но обнаружил товарища на брёвнышке у крыльца. Книжник восседал на нём в гордом одиночестве и курил. Самокрутка ходуном ходила в дрожащей руке, он то и дело заходился в кашле и сплёвывал табачные крошки, но тянул в себя сизый дым и тянул.

— Совсем всё плохо? — спросил я, присаживаясь рядом.

— У меня-то? — уточнил Дарьян. — У меня всё замечательно. Знаешь, кого сейчас вскрывал?

— Вскрывал — это как рыбу? — уточнил я, сделав характерный жест рукой, и после утвердительного кивка попросил: — Давай, удиви меня!

— Монаха. Одного из ордена Небесного меча.

— О как!

— Вот так!

Скрученный обрывок газетного листка обжёг книжнику пальцы, он выругался и выкинул окурок под ноги, растёр ботинком. Сразу видно — цену табаку не знает: там его ещё целая пятка оставалась. Впрочем, если что-то за морем и стоило дешевле чем в Поднебесье, так это табак. И прилично так дешевле, в разы.

— А ещё Ждана видел, — продолжил делиться Дарьян новостями. — Лопоухий такой, из абитуриентов. Ему какой-то стрелец два зуба выбил.

— За что?

— Говорит, ни за что. Челюсть приводить в порядок за свой счёт прислали.

Я вздохнул.

— Дарьян, я тебя понял. Жизнь полна несправедливости. Но лично у тебя какая беда стряслась? Колись, давай!