Где-то есть ты

Она закрывает глаза и сглатывает все слова, которые могла бы ему сказать. Слова о том, как ей было плохо. О том, что любила тогда по-настоящему. О том, что в душе до сих пор не отпустила. И о том, что она теперь едва доверяет людям. И… и…

Она улыбается.

Какая глупость. Каждый давно живет своей жизнью.

Стирает сообщение, так и не дописав до конца. Надеется, что он счастлив. Не нужно поднимать старое на поверхность. Ведь она тоже счастлива. У нее же все есть. И уж точно ничего не будет никогда менять. Даже из-за него. Не допустит новых ошибок. Потому что давно не принадлежит себе. У нее есть все то, о чем они мечтали когда-то вместе.

Страшно даже подумать о том, что без него все это временами кажется бессмысленным. Редко, но такие мысли появляются. Как вспышки, как испытания, посланные самим дьяволом. Как изощренная пытка.

Нет. Так нельзя. Она гонит от себя эти мысли. Так можно накликать беду. Нужно быть счастливой, даже если мысли порой отвлекаются на прошлое, тянутся к нему, ноют, будто застарелые шрамы. Нужно стараться.

Ведь у нее есть все. Все. И даже больше.

Она стирает цифры его набранного по памяти номера, так и не набрав до конца. Незачем. У каждого своя жизнь. То, что было для нее всем миром, для него осталось лишь эпизодом. Одним из многих. Она выключает телефон, так и не услышав его голос, который невозможно забыть даже спустя годы. И все несказанные слова умирают, так и не сорвавшись с ее уст.

Больно. Очень больно. Но она терпит, закусывая до крови губу. Как терпела все это время. Не сейчас. Может, позже. Когда-нибудь позже. Есть надежда, что он чувствовал хотя бы сотую долю того, что довелось испытать ей. Хотя бы тысячную долю того, что поселилось в ней навсегда.

Она смеется над собой. До слез.

Нет, он так и не узнает. Что она любила его, любит и, наверняка, еще долго будет любить. Стирает ладонями слезы и забывает обо всем. Чтобы завтра вспомнить снова. И задуматься: знает ли Он эту боль?

Потому что если Он ничего не чувствует, то зачем ей ждать от него слов сожаления?

Митя

- Котенок, говори шепотом, мама еще спит, - он целует старшую дочь в обе щеки, поднимает и усаживает перед телевизором рядом со средней.

Малышки так умилительно открывают рты при виде мультяшных героев, что улыбка невольно расплывается по его лицу. Сладкие румяные щечки, по-детски пухлые губки, реснички длиннющие и пушистые. Две красотки – копии его Евы. Нет ничего прекраснее на свете, чем видеть, как эти кукляшики бегут к нему с распахнутыми объятиями каждый раз, когда он поднимается из их кафе в квартиру, расположенную над ним на втором этаже. Видеть, как встречают, как радостно визжат и обвивают шею хрупкими ручонками.

В эти моменты ему всегда приходится удерживаться, чтобы не зацеловать их до смерти, чтобы не отгрызть самый вкусный кусочек или не проглотить малышек сразу целиком. Невероятно, что эти маленькие женщины делают с ним - вертят просто, как хотят. А ему остается только млеть от нежности и любви, растворяться в этом безграничном всеобъемлющем счастье.

- Так, принцессы, не шумим, хорошо? – Спрашивает он и, дождавшись одновременного кивка двух хорошеньких каштановых головок,аккуратно берет на руки полуторамесячного сына и спускается вниз, в кафе.

- Как ночка? – Спрашивает Мила.

Подруга семьи (крестная старшей дочки Леночки и тезка средней дочурки Милочки) сидит за своим любимым столиком возле окна. Поглощает утреннюю пиццу с кофе. Делает это каждый день перед тем, как отправиться на работу в свой офис.

- Колики. – Выдыхает он, плавно покачивая сына. – Ева почти не спала ночью. Давала лекарство, качала, делала массаж. Костик то засыпал, то просыпался. Успокоился только под утро. Прямо на ней. Старшие тоже только так успокаивались – кожа к коже, тепло и хорошо.