Стальной подснежник

22
18
20
22
24
26
28
30

— Расскажите что-нибудь, капитан, — попросила вдруг леди. — Что-нибудь хорошее. Ведь случалось у вас в жизни что-то забавное?

Забавное? Почти все смешное и хорошее в жизни Эйнара было связано с Мари, но даже у него хватило ума сообразить, что не дело сейчас рассказывать измученной женщине про другую, пусть и не соперницу. Да и про Волчью Сотню особо язык не распустишь — это не для женских ушей. Однако отказать в просьбе нельзя. Эйнар сейчас руку бы дал себе сломать, лишь бы хоть как-то отвлечь жену и дотянуть до полуночи.

— Я не слишком хороший рассказчик, — предупредил он, вспомнив наконец подходящую историю.

Леди решительно кивнула, открыв глаза, и Эйнар обреченно вздохнул, привалившись к дверному косяку плечом.

…Рота, в которую он завербовался, едва попав в Дорвенант, стояла в деревне вроде Гарвии, но на равнине. Мари с маленькой Тильдой осталась в ближайшем городе, а Эйнар тогда ничего не понимал в дорвенантской армии, иначе выбрал бы другое место службы. Нет, рота была неплоха, но полк собирались расформировывать… В общем, и солдаты, и офицеры пребывали в унынии и безделье.

Эйнара, несмотря на возраст, принятого сержантом, определили на постой к тихой одинокой старушке. Бездетная вдова держала коз, вязала пуховые шали и немного приторговывала травками…

— Что-то мне это напоминает, — пробормотала леди, кинув взгляд внутрь хижины.

— Она была очень порядочная женщина, — возразил Эйнар.

…Козьим молоком и сыром господина сержанта она угощала от души, и Эйнар, соскучившийся по домашней еде, блаженствовал. Его не смущало даже, что соседи на старушку косились с откровенной неприязнью, частенько поминая ей вслед барготово семя. Старушка только улыбалась виновато и трепала по холке вечно бегающую за ней пеструю рогатую козу.

Так прошла пара недель, Эйнар на мече поклялся бы, что его хозяйка — смирнейшая и богобоязненная женщина. И, когда однажды в деревянные ставни чистого ухоженного домика полетели камни, выскочил на крыльцо в одном исподнем, собравшись поймать сорванцов и надрать уши.

Выскочил — и опешил.

— Барготово отродье! — орала крепкая тетка, предводительствующая толпой человек в двадцать. — Нечисть проклятая! А ну иди сюда, дрянь такая, я тебе ноги повыдергиваю и шею узлом сверну.

На Эйнара тетка поглядывала мрачно, но без испуга, видно, считая себя в своем праве.

— Да что ж такое, житья нет никому! — визгливо поддержали ее из толпы. — Опять из-за этой погани у моей Милавы молоко пропало! Все вымя в синяках!

— А белье! Кто белье прямо с веревки ворует, а? У-у-у-у, паскуда мерзкая!

— Ведьма, как есть ведьма! По крышам ночами скачет — они аж трещат! Как-то выглянула: луна полная — и эта гадина прямо по коньку бежит!

Старушка, отважно вышедшая вслед за Эйнаром на крыльцо, пыталась что-то пролепетать, но ей и слова не давали сказать.

— А у моей невестки ребенок рябой родился! Это она сглазила, тварь! Встретила на дороге за три дня до родов и ка-а-ак зыркнет! А глаз дурной, желтый да косит! У ребенка пятно на темечке и глаза косые! От нее все, проклятой, от нее, мерзавки!

— Собаку цепную извела, пес из будки выйти боится!

— Родник копытами истыкала да испоганила, вода дерьмом воняет!