— Не сожрёт. — хмыкает Андрюша, переведя кисти мне на шею. За подбородок поднимает моё лицо и ласково целует в губы. — Я за тебя сам кого хочешь сожру. Если придётся воевать с будущим тестем — будем воевать. Но от тебя я не откажусь. — шершавой ладонью проводит по щеке, почти невесомо касаясь пальцами. — Я люблю тебя, Кристина. И против всего мира пойду, если придётся.
— Андрюша.
Поднимаюсь выше, обняв за шею. Тянусь к любимым губам. И растворяюсь в нём, забывая обо всём. Да, я верю его словам. Он не пустозвон. Если пообещал, то обязательно сдержит своё слово.
Расставаться чертовски сложно, пусть мы уже прощались двадцать минут назад. Целуемся жадно и долго, почти задыхаясь.
Дома я как на иголках. Телефон из рук не выпускаю, ожидая сообщения от Андрея или Паши. Готовлюсь к любому трешу, что папа способен устроить. На нервах не могу сосредоточиться на чём-то одном. Заглядываю в холодильник, но все продукты не вяжутся в голове ни в одно блюдо. Так что от идеи что-то приготовить отказываюсь сразу. Рисование тоже не даётся. Дёргано перекладываю со стола на полки, вытащенные накануне книги. Убираю карандаши и альбом. Вытираю пыль. Распыляю на кактусы воду, смешанную с удобрениями. Жду прихода папы, чтобы поговорить ещё раз без эмоций и в спокойной обстановке. Но и в доме, и в телефоне тишина. По времени сейчас ужин. Отец уже должен приехать.
Дверь, наконец, хлопает. Я подскакиваю с кресла, на котором свернулась калачиком, и бегу, спотыкаясь о собственные ноги. Папа расшнуровывает туфли. Снимает китель и вешает его в шкаф. Я стою, затаив дыхание. Он оборачивается. Увидев меня, улыбается. Я так и зависаю в арке, не решаясь начать разговор.
— Ну и чего ты дрожишь, как перепуганный кролик? — ухмыляется он, шагая ко мне. — Я обещал не лезть и не лезу. Служба — это служба. Я не собираюсь давить сержанта, как генерал. Вот как отец, могу и прессануть. Но это уже в нерабочее время.
Дёргано сглатываю и перевожу дыхание. Давление медленно рассасывается. Шагаю к папе, обнимаю за шею и целую в щёку.
— Спасибо.
— Что у нас на ужин?
— Не знаю. — пожимаю плечами, поглядывая на кухню. — Сегодня Софья готовила.
— Ты не ела? — подтягивает бровь.
— Аппетита нет. — буркаю приглушённо.
— Так, отставить нервы и истерики. Я тоже человек. И тоже был молодым. За твою маму тогда с лучшим другом боролся. И разрушил дружбу, потому что не мог уступить. Если твой Андрей такой же целеустремлённый, то ничего его не напугает: ни погоны, ни трудности. Накрой ужин, а я пока в душ.
Часто-часто киваю, улыбаясь. Убегаю на кухню, раскладывая по тарелкам ароматный гуляш и булгур. Ставлю миску с овощным салатом и нарезаю хлеб. Кладу вилки. Подумав, достаю бутылку красного вина. Мы иногда выпиваем с папой по бокальчику. А сегодня мне просто необходимо хоть чем-то притупить своё взвинченное состояние.
Папа сам открывает и разливает вино. Чокнувшись, пригубляем.
— Расскажи мне о своём парне. — негромко просит отец, отправляя в рот кусочек мяса.
— Что ты хочешь знать? — спрашиваю насторожено.
— То, что я должен знать. — отсекает с усмешкой. — Иначе придётся воспользоваться служебным положением и просмотреть его личное дело.
Хохотнув, отпиваю вино и рассказываю о том, откуда Андрюша, о его семье, как познакомились. И, конечно же, о том, насколько он замечательный. Не скуплюсь на прилагательные и счастливые мечтательные улыбки. Ужин заканчивается. Я убираю тарелки. Папа наливает ещё по бокалу. И мы ещё долго болтаем. Прошу рассказать мне ту историю с мамой и другом. Папино лицо быстро грустнеет. Глаза на секунду тухнут, но он сразу же отбрасывает тяжёлые воспоминания. Он редко говорит о маме, потому что очень сильно её любил. Он уже много лет один. Знаю, что у него были временные женщины, но серьёзных отношений он никогда не заводил. У него не всегда находилось время даже на меня, не говоря уже о том, чтобы уделять его другим.