Добытые сведения стоили уплаченных за них денег. Главарь разбойников как смог скоро вызвал Кончиту в известную им обоим комнату в мастерской, и разговор начал мягко:
— Милочка, не мне, конечно, беспокоиться, что герцогине служит обманщица, но как ловко же тебе удалось скрыть незаконного ребёнка! Не спорь, я знаю, кем тебе приходится твой как бы племянник.
— Сеньор… — женщина задрожала. — Поверьте, я ничего дурного не делаю своей госпоже, разве есть ей какой-то убыток от моего мальчика?
Дон Стефано ухмыльнулся:
— Убытка-то нет, но герцогиня, тем более герцог, не говоря уж о вашей экономке, наверняка заботятся о высокой нравственности слуг и не потерпят, чтобы строгие правила были нарушены без хозяйского ведома и одобрения.
— Знаю, сеньор, — по щекам Кончиты катились слёзы. — Клянусь, я была в этом не виновата! Наш молодой сеньор встретил меня возле речки, я одна полоскала бельё и нисколько не завлекала его, даже осмелилась оттолкнуть, а он рассердился, взял меня силой… — бедная женщина перевела дыхание.
Дон Стефано успел рассудить: «Юный болван не позаботился о мерах предосторожности, и вот, пожалуйста — бастард дворянина».
Кончита, не заметив задумчивости кабальеро, горько продолжила:
— …Потом он отдал меня лакеям…
На это слушавший её дворянин про себя лениво отметил: «Другое дело. Наверное, мальчишка всё-таки сообразил, что нечего благородной крови делать среди простонародья, а то чернь потом слишком много о себе думает».
Осмелившись поднять на дона Стефано глаза, камеристка заговорила с неожиданной твёрдостью:
— …Я не знаю, кто отец моего мальчика, и не хочу вовсе знать этого мерзавца. Я чуть не умерла и когда это случилось, и когда я рожала, но я всё равно люблю сына и всё сделаю ради него.
— И твоя сестра прикрыла тебя?
— Да, дон Стефано. Меня все жалели, все знали о проделках нашего молодого сеньора, я не первой была, наверное, и не последней. Сестра как раз замуж вышла, и священник в книгу моё дитя записал как её, а старый сеньор… он незлой человек, разрешил мне уйти в город.
Дальнейшие подробности были излишни. Дон Стефано жестом оборвал продолжение рассказ Кончиты о том, как она попала в услужение герцогу и накопила на переезд в Сегилью сестры, и так же мягко сказал ей:
— Тронут. Вот, возьми… — и протянул ей золотой. Камеристка благодарно улыбнулась, а кабальеро, не меняя благодушного тона, продолжил: — Твой сын сможет многое получить стараниями своей матери, — взгляд Кончиты наполнился обожанием, но дон Стефано не верил в долгую благодарность: — Конечно, ты не будешь спорить, что за неблагоразумие своей матери ему тоже придётся ответить.
До сознания молодой женщины не сразу дошёл смысл слов спокойно глядевшего ей в лицо и негромко говорившего кабальеро, но, осознав, какая бездна таится в глубине его полуприкрытых веками глаз, служанка герцогини похолодела, затем её бросило в жар, она упала на колени перед доном Стефано и обняла его ноги:
— Клянусь, сеньор, я буду делать всё, что прикажете!
— Встань, — брезгливо произнёс кабальеро. — Пока я доволен тобой. Я щедр с теми, кем доволен, но… вижу, мне не нужно объяснять тебе, что случается с теми, кем я недоволен. — Кончита вскочила и стала быстро кивать, рассердив сеньора. — Хватит изображать китайского болванчика! Пошла прочь!
Женщине это и было нужно.