Кабальеро спохватился, что не успел расспросить сеньора Рамиреса о налоговых льготах, но сейчас они мало его беспокоили. Впрочем, дело есть дело.
— Я, пожалуй, задержусь на денёк. Вы позволите навестить вас ещё и завтра?
— Вечером. С утра я в поле.
— Жаль, что дворянам приходится пахать землю, как…
— Греческим царям, которыми образованные сеньоры всегда восхищаются.
Дон Стефано опешил. Он, конечно, знал античную мифологию, но никогда не размышлял о низменных привычках древних героев. Не найдя что ответить, встал, собираясь откланяться.
Поднялись и хозяева. Идальго был на полголовы ниже дона Стефано, а сеньорита — среднего для женщины роста — рядом с внушительной фигурой кабальеро казалась миниатюрной. При прощании он подумал: «Трудно, конечно, решить, насколько семнадцатилетняя девушка похожа на пожилого отца, но лоб она наверняка унаследовала от него, и глядят оба одинаково спокойно и весело».
8. Праздные фантазии и размышления о делах
Рассказ об отце сильно сбил кабальеро с его обычно делового настроя и приглушил сладострастие, распалённое прекрасной Инес. Долго ворочаясь перед сном на жёсткой кровати в простой комнате убогой таверны, дон Стефано впервые за долгое время вспоминал покойных родителей. Между ними никогда не было ладу. Отец ворчал: «Твоя мать думает, что купила меня с потрохами». А мать зло бросала: «Твой никчёмный отец если не напился, то проигрался, чаще — и то, и другое». Надежды отца на военную карьеру не оправдались. Получив чин капитана — в большей степени благодаря своему происхождению и богатству родителей, чем заслугами, — дон Алехандро не смог подняться выше, а, промотавшись, решил поправить дела женитьбой на внучке купившего дворянство торговца, которая оказалась женщиной требовательной и сварливой. Оба разочаровались в своём браке. Сеньор дель Соль отдыхал от домашних неурядиц на попойках и за карточным столом, а супруга вечно его попрекала. Впрочем, сеньора, пока позволяло здоровье, твёрдой рукой управляла поместьем, иначе долги дона Алехандро могли довести до передачи родовых земель под опеку короны, что случалось редко и считалось позором. Возможно, у сослуживцев остались о покойном капитане не самые лестные воспоминания, поэтому его сыну почтенные офицеры почти ничего не рассказывали, ограничиваясь формальным: «Помню, служили в…»
Засыпая, дон Стефано заново переживал сегодняшний вечер, вспоминал благодушного идальго, которого жизнь вовсе не баловала, но который меньше всех на свете вызывал жалость, и его удивительно красивую дочь. На ум пришли рассказы об обычаях далёкой страны, где знатные и богатые мужчины поддерживают связи в кругу своего сословия, вступая в брак с девицами из равных по положению семей, но при этом вправе ради удовольствия брать второй женой не столь знатную девушку. Вторая супруга становится уважаемой дамой, её дети — младшими, но законными, а её родная семья считает для себя отнюдь не зазорным отдать дочь в младшие жёны человеку более высокого положения. Жаль, что в Эспании нет этой милой традиции. Тогда было бы не так скучно жениться на дочке коменданта, а получив Инес, кабальеро сохранил бы добрые отношения с её отцом, беседовать с которым оказалось куда интереснее, чем с доном Бернардо.
Воображение разыгралось. Дон Стефано, забрав юную сеньориту в свой замок, нанял бы ей учителя танцев и этикета, а близость отложил на несколько месяцев, когда отголоски детскости, чуть заметная угловатость движений исчезли бы окончательно. Девушка успела бы привыкнуть к жизни в богатом доме, перестала дичиться своего мужа — или правильнее сказать хозяина? — не суть важно.
Дальнейшие фантазии были уже непристойными для страны, где мужчинам полагается только одна жена. Перевернувшись на другой бок, кабальеро с сожалением усмирил воображение и, наконец, заснул.
Утром дон Стефано был полон сил. Простой деревенский завтрак оказался аппетитным и вкусным, лошади отдохнули. Кабальеро решил в сопровождении слуги объехать окрестности и наведаться в соседний городок — Тагону, расположенную в десяти милях и перехватившую выгодную торговлю у захиревшего Хетафе.
Широкая дорога вела вниз, немного в сторону от большого тракта. Хетафе расположено удачнее, но тагонцы не упустили случая воспользоваться бедой соседей. Чем ближе к Тагоне, тем меньше было заброшенных полей, а сам городок активно застраивался. В тагонской таверне не удивились знатному гостю, в отличие от Хетафе.
Дон Стефано перед поездкой поинтересовался, кто из его сегильских знакомых владеет землями недалеко от Хетафе, и, пережидая жару на террасе таверны, расспросил о них хозяина, а между делом, будто со скуки, когда и какие в Тагоне проходят ярмарки, сильно ли беспокоят продавцов и покупателей воры. Толстый харчевник охотно болтал:
— Грех жаловаться, сеньор! Как в Хетафе случилась беда, хлеб к нам везут, лён, шерсть, вот уж год как поблизости устроили большую прядильню для льна, наняли ткачих, а в этом году… — он со значением понизил голос, — в Тагону удалось сманить купцов, торгующих тяжеловозами. Эти хитрецы решили выгадать на пошлине за своих лошадок и покупателей известили. Так что ближайшая ярмарка будет на славу!
— Какой ещё лён? — гость удивился. — В Эспанию лён морем привозят, торговцы, конечно, добираются до Тагоны, но много ли?
— О, сеньор не знает ещё! В горах зима куда дольше, много воды, и можно выращивать лён! Два года назад учёный сеньор добился разрешения посадить лён на земле, принадлежащей короне. Он убедил господ при королевском дворе, что владеет секретом правильного выращивания лучших сортов, привёз аж из Индии семена, но ему нужно время для опытов и деньги для устройства участков специально под лён…
Тонкое льняное полотно ценилось в Эспании немногим ниже, чем шёлк, и, в отличие от шёлка, лён давал возможность производить ткани на любой кошелёк — от батиста до парусины. Использовались и семена, из которых выжимали масло, а жмых шёл на корм скоту.
Кабальеро так удивился, что стал расспрашивать без обиняков, а толстяк расхвастался, будто сам выращивал этот лён: