— И шёлковая найдётся.
Подумав, что новая любовная игра окажется увлекательной, женщина сбросила с себя всю одежду, оставшись в чулках, и нырнула в сорочку.
Ночь любовники провели превесело. Герцогиня хохотала, между утехами надевая и снимая сорочки, вертелась перед небольшим зеркалом, висевшим на стене комнаты Кончиты, капризничала и придиралась:
— Шёлк струится, как ручеёк, а лён топорщится!
— Без этого кружева бы не лежали так пышно.
— Лён ужас как мнётся!
— Какое удовольствие его смять на тебе!
— Жаль, сейчас не посмотреть при хорошем свете.
— Погоди… — дон Стефано поставил свечу за герцогиней, любующейся на себя в зеркало.
Стройные ноги, уже без чулок, просвечивали под тонкой сорочкой, а их силуэт под льняным батистом оказался чётче, чем под шёлком. Под конец кабальеро преподнёс любовнице ажурную вещицу из переплетённых льняных нитей.
— Попалась в сеть, моя рыбка…
Её светлость со смехом упала на кровать.
— Ты затейник. Уговорил.
— Последняя сорочка годится, чтобы в ней принимать мужа, — дон Стефано с ухмылкой передал женщине рубашку из плотного полотна, вызвав у любовницы новый взрыв хохота.
Отсмеявшись, донья Мария спросила:
— К чему ты вдруг стал расхваливать лён?
— Да так, съездил в Тагону, где его стали выращивать — понравилось. Сразу представил эту ткань на тебе.
— Пусть будет по-твоему… — промурлыкала герцогиня, прильнула к любовнику и стала водить холёным пальчиком по его груди. — Мне хорошо с тобой, дон Стефано, знаю, ты ничего не делаешь без расчёта, но всё равно хорошо.
Мужчина снисходительно потрепал её по щеке. Лежавшая рядом с ним молодая бесстыдница выглядела совершенно невинно, хотя дон Стефано подозревал — любовники у герцогини были и раньше, если не до замужества. Любопытство оказалось даже сильнее, чем дело.
— Мне тоже отлично с тобой, — обронил кабальеро. — Ты, донья Мария, в постели — огонь, не угадать, что вытворишь, знаешь толк в любовной игре.