Я перевела дух, считая, что задание почти выполнено и теперь можно возвращаться в Академию. На небосводе М-14 ярко светило солнце, но внутренние биологические часы твердили, что уже час или два ночи: спать хотелось ужасно. Не тут-то было.
— Вы улетайте, а я сам её достану.
— Нет, мы улетим только тогда, когда убедимся, что девушка тоже в безопасности, — непререкаемо возразил Хэл.
— Я против, чтобы вы её доставали! — почти завизжал Генрих. — Пускай рыжая захухря, — его палец ткнул в меня, — помогает Айше вылезти из воды. Она, по крайней мере, тоже женщина. Даже в космопортах есть правило, что гуманоидов досматривают гуманоиды того же пола!
Я открыла рот, чтобы сказать: «Я вообще-то не умею плавать», — но Хэл опередил:
— Эта девушка — страхующий пилот, она сейчас занята управлением истребителя и поддержанием его на нужной высоте. Она не может покинуть кабину «Ворона».
— Тогда отвернитесь! Я сам!
Почему парень так настаивал на моей персоне, я поняла уже буквально через минуту, когда над водой показалась весьма пышная обнажённая грудь девушки. Ага, кто-то решил купаться топлес, а может быть, и вообще голой. Теперь всё понятно.
Айша несколько раз попыталась ухватиться за выступающий край платформы и подтянуться, но, несмотря на то что та достаточно низко парила над водой, забраться не получалось: то ли девушка обессилела за плавание, то ли у неё не хватало сноровки.
Я перевела взгляд на ларка, который всё это время демонстративно стоял спиной к потерпевшим и с трудом удерживался от зевков. Он-то хотел спать ещё тогда, когда мы были на станции!
В конце концов, Хэл не выдержал и принялся стремительно раздеваться. В меня через открытую дверь истребителя полетел тёмно-синий с золотом мундир, рубашка, ботинки, штаны… Офицер остался в одних лишь облегающих чёрных спортивных боксёрах, и мне пришлось приложить усилия, чтобы отвести взгляд от идеальной фигуры ларка. Я ещё в первую неделю обучения поняла, что в Космофлот в принципе берут только физически развитых парней, а уж то, что к девятому курсу ларк смог прокачать себе идеальную грудь, пресс, руки и ноги, — логичное следствие многолетних тренировок, но всё равно Хальгард без одежды — зрелище, от которого невольно перехватывает дыхание.
— Что… что вы делаете?! — то краснея, то бледнея, принялся возмущаться Генрих. — Сейчас же оденьтесь! Вы!.. Вы ведёте себя неприлично! Я буду жаловаться! Это моя невеста… Это…
Что там «это», лейтенант слушать не стал. Он одним слитым движением прыгнул в воду, ушёл под гладь с головой, а в следующую секунду невидимая сила буквально закинула Айшу на поднявшуюся было гравитационную платформу. Вслед за девушкой, под возмущения и угрозы Генриха, что он будет жаловаться в Космофлот, будто их «спасли неправильно», ларк так же грациозно вылез из воды, отжал длиннющий платиновый хвост и, не прощаясь с нашими временными подопечными, перепрыгнул с подиума на выступающую подножку «Ворона». Я чудом успела направить в правый двигатель чуть больше топлива, чтобы выровнять истребитель.
— Давай поднимайся в атмосферу, Морковка! — весело крикнул напарник, не слушая негодующих криков Генриха.
Мы ненадолго задержались в атмосфере, чтобы убедиться, что влюблённая парочка всё-таки выбралась из жерла спящего вулкана, а затем Хэл скомандовал мне вводить координаты Академии. На полной скорости «Ворон» понёсся обратно на станцию.
Лейтенант выставил в климат-контроле обдув тёплым воздухом и откинулся на спинку кресла, блаженно прикрыв глаза. Капли воды всё ещё поблескивали на золотистой коже, и даже по расслабленным мышцам можно было рассмотреть всю фантастическую мужскую анатомию, настолько объёмными они были. Широченные плечи плавно перетекали в не менее широкую грудную клетку, выпуклые бицепсы в обхвате были, наверное, как мои бёдра, а накачанные икры Хэла походили на его бицепсы. Ни дать ни взять медведь с кошачьей грацией.
Я невольно подумала, сколько же силы заключается в этом крепком теле и какая я маленькая и слабенькая, на самом-то деле. Я неожиданно почувствовала себя… Генрихом. И если раньше на Захране я казалась себе такой же, как и окружающие люди, то теперь собственная немощность рядом с этим произведением искусства ощутилась отчётливо сильно.
Ларк приоткрыл один глаз, словно подмигивая:
— Нравлюсь?
Разумеется, этот обаятельнейший из всех известных мне мужчин почувствовал пристальное внимание, вот только трактовал его… привычным для себя образом.