— Ну… ничего себе! — произношу я после паузы. — Довольно внушительный список требований. Что-нибудь ещё?
— Парочка, — признается он, — но, думаю, мы исчерпали эту тему, не так ли?
Внутренне я с ним согласна, но дело зашло так далеко, что я хочу получить столько ответов, сколько смогу добиться. Я игнорирую его заявление, собираясь пойти до конца.
— О, ты, наверняка, стремишься избегать того момента из «Красотки» — когда оставляют деньги на тумбочке после очередного перепиха, — Колтон поднимает глаза, обжигая меня взглядом, и я понимаю, что попала в точку. — Я имею в виду, всё на твоих условиях. Дай угадаю: ты не делишь с ней одну кровать, потому что это слишком интимно? Или ты покупаешь ей одежду и, в перерывах между постелью, хвалишься ею, как бы не зная, что она использует тебя для развития своей карьеры начинающей модели? Что она получает от договора с тобой, Ас, кроме быстрого траха настоящим хреном, и я не подразумеваю тот, что у тебя в штанах? — Меня вдруг начинает подташнивать, и я понимаю, что не хочу знать всех подробностей. Не хочу слышать о тех правилах и регламентах, на которые соглашается какая-то шлюха, какие условия она должна выполнить и на какие сексуальные утехи должна согласиться, чтобы спать с ним, и рука об руку выходить с ним в свет.
Я расстроена. Это выше моего понимания, и здесь я не в своей тарелке. Я осознаю, что в результате этого договора они оба используют друг друга. Это ясно. Колтон становится её компаньоном, и она попадает в поле зрения СМИ, что помогает ей сделать карьеру. Больнее всего осознавать, что у меня не было намерения использовать его. Я не модель и не жаждущая роли актриса. Меня беспокоит, что, возможно, он пожертвовал деньги для «Всеобщей заботы», соблазнившись приманкой в моём лице. Если он думает, что я использую его, этим он мог бы оправдать себя в том, что он использовал меня.
Горло начинает жечь от слёз. Я так зла сейчас, и, что удивительно, дело не в Колтоне. Я злюсь на себя за то, что поверила в невозможное: несмотря на показную браваду, что мне не нужны отношения с Колтоном, в глубине души, оказывается, жила мизерная надежда на это. А теперь, благодаря его откровениям, я понимаю, что хочу намного больше, и отчётливо осознаю, что того, что он предлагает, для меня недостаточно.
— Но почему, Колтон? Почему это всё, что ты себе позволяешь, хотя достоин лучшего? — Его взгляд говорит мне, насколько его трогает моя честность.
Он роняет голову в ладони, его плечи поднимаются в такт вздоху. Потом снова смотрит мне в глаза; на его лице отражаются мириады эмоций.
— Я ненавижу всяческие разборки, Райли. Выяснения, кто чем жертвует и насколько, ревность из-за моего образа жизни и присутствия в ней СМИ, ожидание следующего шага. Так много всего, — он делает паузу, глядя на меня, его тон безучастен. — В отношениях слишком много дерьма, чтобы справиться с ним в моей сумасшедшей жизни.
Я всматриваюсь в глубину его глаз и понимаю, что он вешает мне лапшу на уши. Здесь что-то серьёзнее. Почему он боится с кем-то по-настоящему сблизиться? Что стало причиной такого его поведения?
— Это полная чушь, и ты это знаешь, — он вздрагивает от моих слов. — От тебя я ожидала более честного ответа.
— Райли, я — не один из твоих проблемных воспитанников, который нуждается в восстановлении. Меня слишком долго ломали, чтобы сейчас можно было починить, так что не смотри на меня взглядом человека, который думает по-другому. Если уж несколько лучших психотерапевтов Лос-Анджелеса не смогли ничего сделать, я сомневаюсь, что это получится у тебя.
Его слова жалят. Боль от них и от вида Колтона, сидящего напротив, тяжестью ложится на мою грудь. Я вижу, как он эмоционально отдаляется. Холодный, отрешённый взгляд на его лице показывает, как он закрывается от меня. Выстраивает стены. Меня бесит тот факт, что вся эта дичайшая муть была просто выплеснута мне в лицо. Он дистанцируется от меня, а я хочу за него бороться. Только вот ради чего? Чтобы изредка, по мере надобности, ублажать его? Это так ужасно!
Я поднимаюсь с дивана и начинаю расхаживать по гостиной, пытаясь осмыслить всё происходящее. Чем больше я думаю, тем злее становлюсь.
— Расскажешь мне ещё что-нибудь, Колтон? — Я хожу вокруг него, неспособная оставить в покое подробности его прошлых дел. Я — смесь противоположных чувств: я хочу уйти отсюда, и чтобы он оставил меня в покое, и, в то же время, не могу равнодушно смотреть на происходящую сейчас катастрофу. Не могу остановить ту часть меня, которая хочет ему помочь.
— Вот, что я значу для тебя? Такое соглашение ты хотел заключить между нами? — спрашиваю я дрожащим голосом.
— Райли, это не то, что я… — он качает головой, закрывая лицо руками, и я вижу эмоциональную борьбу, разрывающую его. — Поначалу да, — признаётся он. — Но после проведённой с тобой прошлой недели — после сегодняшней ночи — я просто не уверен.
— Что? Теперь я недостаточно хороша для тебя?! — Что я, чёрт возьми, несу? Минуту назад я психовала, что он рассматривает меня в качестве договорной шлюхи, а теперь бешусь, что это не так. Определись уже, Райли!
— Иисус, Райли! — шипит он, резко вставая, запуская руки в волосы, и следует в мою сторону. Он протягивает руку, чтобы дотронуться до меня, но отступает, когда я уклоняюсь от его прикосновения. — Я не знаю, чего я хочу, — на его челюсти пульсирует жилка, шея напряжена. Он сжимает и разжимает кулаки, закрывая глаза, глубоко вздыхает, прежде чем их открыть, и снова встречается со мной взглядом. Я улавливаю промелькнувший страх, и затем решимость, перед тем, как страх остановил бы его. — Но, независимо от того, что «это», я знаю, что хочу делать это с тобой, Райли.
Я должна удержать порыв чувств, наводнивший меня после его слов. Он хочет этого со мной. Однако, чего именно? Он так близко, что хочется протянуть руку и прикоснуться к нему. Утихомирить тот всплеск страха, который вижу в его глазах. Но я знаю, что если я прикоснусь к нему, кожа к коже, я поддамся на его нелепые требования. И в глубине души я знаю: как бы сильно я ни хотела его, не думаю, что смогу быть такой, какой он хочет меня видеть. Не смогу играть назначенную роль, не пытаясь вломиться в ту закрытую от мира часть его души. Меня разрывает такая дикая вражда между разумом и сердцем, что один только вид его прекрасного лица с выражением уязвимости в глазах приносит физическую боль.