Азарт

— А почему вы не в своей квартире?

— Не твоё дело. Мне тут удобнее.

— Так могли бы вы пригласить к себе? Я от фирмы «Домашка» и убеждён: её свежие предложения вас устроят.

Ефим миролюбиво спрятал руку с пистолетом в карман. Десантник подошёл к двери своей квартиры и открыл поочерёдно оба замка. Только они скрылись и автоматически щёлкнул запор — сверху появился человек с ножом в руке. Спустившись вниз, он вышел из подъезда, растворился в темноте.

Утром детектив, будучи уже дома, созвонился с клиентом, попросил его принести вторую часть гонорара, так как поручение фирмы выполнено.

— Десантник ежеминутно рискует жизнью. Дом, который будут сносить, облюбовали нелегалы, одурманенные наркотой. Запросто могут пырнуть ножом. Он надеялся через суд добиться справедливой компенсации, ждал лишь, когда без него начнут взламывать дверь квартиры. Без её осмотра двухэтажку сносить не будут. Нарушение неприкосновенности жилища казалось ему козырным тузом, лучшим моментом для подачи искового заявления в суд. Мне удалось отговорить. Я сказал, что без нервотрёпки, без волокиты он получит возможность купить достойное жильё, равноценное по площади и местоположению прежнему. Дело теперь за «Домашкой». Чем быстрее она развернётся, тем лучше.

Сексофазатрон

Рябинкин простудился, несколько дней пил малиновый чай да валялся в постели. Телефон не отключал, и тот молчал, словно набрал в трубку воды. Ни одного письмеца не пришло по электронной почте с предложением работы. Бурлящий мир, казалось, забыл о существовании детектива. Несправедливость и жестокость вроде бы уснули на время или вовсе исчезли из жизни. Приутихли грабители, раскаялись в преступлениях убийцы. Перестали отлавливать лохов мошенники, симпатичные цыпки прекратили заманивать в постели простофиль. Политики перестали строить козни друг против друга. Бизнесмены накопили столько бабла, что больше им уже и не требовалось. А у Ефима за душой ни копейки, однако он не унывал, доедая сухари, оставшиеся с последнего гонорара за скрупулёзно раскрытое преступление. На столе духмяный чай и непочатая бутылка светлой, которую берёг до выздоровления. Голос охрип — это не звуки, а скрежет мягкого металла. Сыщик втайне радовался. Не надо ни с кем говорить, ни фига не нужно доказывать, выведывать тайну за семью печатями. Заколебали неизвестности. Без напряга можно жить и в постели, изредка вставая по нужде и свято веря: здоровое тело в конце концов возьмёт своё, согнёт хворобу в бараний рог, восторжествует здоровый дух.

Детектив читал рассказ об очередном приключении Шерлока Холмса, когда тишину в квартире порвал телефон. Звонил приятель из полиции, искренне удивившийся тому, что Ефим заболел и не обратился в больницу. Полицейский собрался пожелать скорейшего выздоровления и положить трубку, но Рябинкин хрипло спросил, зачем звонил. Оказалось, ему предлагали висяк — дело, которое не удалось раскрыть по горячим следам. Может, удастся нащупать какой-либо свежий подход к прояснению загадочной смерти ученого-биолога, ставшего торгашом. Есть свидетельство, подписанное судебно-медицинским экспертом, подтверждающее: остановка сердца могла быть вызвана искусственно, если учесть отсутствие патологических изменений в его работе. Однако следов каких-нибудь вредных веществ в организме обнаружить не удалось. Учитывая своё беспомощное состояние, сыщик ничего конкретного другу не пообещал.

Речь шла о знаменитом Павле Львовиче Лакове, одним из первых в научном мире примкнувшем к кооперативному движению. Он зашибал бабки и тогда, когда коллеги бедствовали, получая на кафедрах почти столько, сколько нищие на помойках. Лаков открыл в центре мегаполиса крохотную аптеку «Знахарь», где сбывал травы и порошки. Кто-то относился к этому как к шарлатанству — немало народу интересовалось целительной силой растений. Заглядывали к нему пожилые люди или разочаровавшиеся в больничных лекарях. Заходили порой пациенты, в которых сама официальная медицина разуверилась, вынужденно признавая бессилие.

Интернет завален статьями об учёном и бессчётными комментами к ним. В преподавательской среде многие осудили отступника, предавшего науку ради золотого тельца. Их комментарии брызжут желчью и нескрываемым презрением. Павла Львовича называют то троянским конём, то случайным прохожим в науке, накропавшим диссертацию со студенческим подспорьем. То, что некоторые его труды переведены на иностранные языки, недоброжелатели объясняли конъюнктурой и заурядным везением. Чертыхнётся человек, нахамит офигительно — значит, завистник, бывший коллега выпускает пары. Недруги налицо, зачастую влиятельные, хотя непримиримой злобы не чувствовалось. Стаи ворожей и приворотчиков польщены: настоящий учёный присоединился к ним, признав в снадобьях лечебную силу. Никто из знахарей даже не помышлял о соперничестве с Лаковым. Его авторитет стал внушительным, рея над ними знаменем. Покушаться на знаменитость? Это равносильно ниспровержению святая святых. Жена учёного уверяла, что он был крепок физически, как дуб, и что его убили. Ругала на чём свет стоит оперов, не сумевших выйти на след преступника. Её несложно понять. Аптека без хозяина захирела, готова вот-вот обрушиться. Женщине понравилась роскошь, поездки за границу. Без предприимчивого супруга наладившийся уклад трещал по швам.

Ефим не шибко жаловал науку: ему казалось, что она околесицу стремится выдать за основную истину. Проще свихнуться, чем найти тропу в её дебрях. Детектив никогда и не лез в них. Пусть этим занимаются другие, более башковитые. У него собственных хлопот полон рот, хотя знахарство само по себе не лишено интереса. Он помнил немудрёную историю. В их деревушке когда-то не было ни врача, ни фельдшера, а исцелением занималась его прабабка, и кое-кого она буквально вытаскивала из могилы. Лечила молитвой и травами. Павел Львович к молитве вряд ли прибегал. А как пользовал пациентов? Рябинкин ясно видел, что Лаков совмещал аптекаря, и врача, и даже шептуна. Это могло произойти исподволь, так как настоящий доктор скорее пропишет таблетки, чем какую-либо траву. Учёному наверняка приходилось подбирать аналоги распространённым лекарствам. Причём весьма удачно. Вот лишь некоторые заголовки статей о нём: «Возрождение приворота», «Знахарь милостью Божьей», «Проникая в душу трав», «На дружеской ноге с растениями»… Чувствовалось: в комментах благодарность пациентов искренняя, таких откликов много — тех, кому помог лекарь.

Сыщик обратился к его личным статьям. Он писал о бессмертнике, женьшене, тибетском рецепте молодости, мать-и-мачехе, пчелином яде, химический состав которого до сих пор изучен не полностью. Автор стремился проникнуть в тайны, до времени не приоткрытые природой. Статья «Сексофазантрон» посвящена сексуальному долголетию мужчин. Павел Львович назвал сексофазантроном порошок из высушенных корней петрушки, укропа, хрена и женьшеня, выдвинув лозунг «не трусь и трахай!», обращённый к тем, кому за шестьдесят.

Ефим поднялся с тёплой постели и направился на кухню. Там он откупорил бутылку, налил в стограммовый стаканчик и выпил, не закусывая, хотя на столе лежал аппетитный сухарь. Потом лёг в постель, укрылся с головой одеялом и стал читать по навороченному мобильнику учёные труды. О чём он только не писал! Сексофазантрон был его ноу-хау, он открыл также новые целебные свойства подорожника и чеснока, зверобоя и лука. Небольшие статьи посвящены учёным девятнадцатого века. Восхищался многими из них за самоотверженность и преданность делу жизни. И это человек, которого хором корили за предательство науки. Всю ночь не выпускал детектив из рук телефон. Когда рассвело, стало клонить в сон, однако он поспешил прогнать его, одолев ещё одну работу. Лаков не имел секретов, щедро делясь с читателями львиной долей из того, что узнал сам.

Наступил, наконец, желанный час, когда люди появляются на работе, открывают кабинеты, включают компьютеры. Рябинкин звякнул приятелю.

— Знаешь, удалось разгрызть орешек, который ты подкинул.

— Не может быть.

— Стопроцентно.

— Ни фига себе. Ну и как?

— Думаю, предварительное следствие пришло бы к тем же выводам, что и я, если б нашлось время для чтения статей покойного. Он создал порошок под названием сексофазантрон из высушенных корней лекарственных растений. А главное, пробовал порошки и лекарства на себе. Применял по нескольку раз, убеждаясь как в эффективности, так и в безвредности. Такой антропос. Честный в малом, не только в большом. Образцом для него являлись лучшие русские ученые. С сексофазантроном он перемудрил. Порошок, скорее всего, сработал, но сердце не выдержало. Ему тоже было за шестьдесят.