Меня ненавязчиво пытались склонить к разрешению на учебу. С одной стороны, хорошо, что Мари-Энн прониклась делами Кати и неплохо к ней относится после их неудачного начала общения. Но с другой – кольнуло, что они сближаются. Проклятая ревность за внимание пары даже здесь подняла голову. Начинаю чувствовать себя больным ублюдком!
– Пусть едет. Ты завтра со мной. Понадобишься в офисе.
– Поняла. Кстати, насчет убитой сотрудницы из издательства. Катя ее знала, сегодня прочитала о ней в новостях. Спрашивала, можно ли ей будет посетить похороны, проститься.
– Если она хочет. Узнай когда.
– Хорошо.
Оставив Мари-Энн, я отправился в дом. Злость прошла, и меня опять неудержимо тянуло к паре.
– Ужин накрывать? – перехватила меня у входа кухарка.
Дьявол! Еда – это последнее, о чем я сейчас думал. Запах пары настойчиво манил за собой на второй этаж. Она пошла наверх. В спальню. И сейчас в постели или в душе. Обнаженная под струями воды…
– Оставьте! Мы сами. На сегодня все свободны! – бросил я уже на бегу, через одну перепрыгивая ступеньки лестницы.
Глава 18
Оставшись одна, я сделала то, чего не позволяла себе долгое время: набрала ванну с пеной, зажгла свечи, включила расслабляющую музыку и постаралась отрешиться от окружающей действительности. Правда, получалось плохо.
Внутри буквально жгло от понимания, какая же я наивная дурочка, которой все пользуются. Мачеха свалила хозяйство на мои плечи, заставляя отрабатывать каждый съеденный мной кусок хлеба. Марина мало того, что с помощью моего запаха продвинулась по карьерной лестнице, так еще и подставила по полной, пользуясь нашей дружбой.
Всем от меня что-то надо. Мачехе – бесплатная, безотказная служанка, Марине – козел отпущения для ее темных делишек, модифицированному – просто мое тело. И, главное, каждый из них искренне считает, что я должна быть благодарна по гроб жизни!
А ведь я могу спокойно обойтись без них. Не пропала, уйдя от мачехи, поняла, что смогу заработать на кусок хлеба и без помощи Марины, а про модифицированного и говорить нечего – это я ему нужна, а не он мне. При этом никому из них не важны мои желания, мои стремления. Самое ужасное, что я сама чувствую себя раздавленной и опустошенной, уже ничего не желая.
В самый разгар моих размышлений хлопнула дверь, и в ванную ворвался Арман. Но замер, словно натолкнувшись на стену, едва увидел меня. Еще день назад я бы испуганно съежилась, а сейчас дошла до такой степени нервного истощения, что просто смотрела на него. Да и чего дергаться? Пена скрывает грудь, а из воды торчат лишь мои коленки. Я чуть повела ими, и взгляд модифицированного словно приклеился к ним.
Я медленно развела ноги, с отстраненным интересом наблюдая, как сильный мужчина на моих глазах теряет контроль. За какие-то секунды его одежда полетела в стороны, и он, обнаженный, подняв кучу брызг, нырнул в ванну, тут же перетащив меня на себя.
– Удивила, – по-хозяйски оглаживая мою спину, выдохнул он. – Не бойся, я больше не злюсь.
И я расхохоталась недобрым, холодным смехом. Он опять замер, а я, отсмеявшись, уперлась ему в грудь руками, отодвигаясь, взглянула в лицо и спросила:
– А чего мне бояться? Что задушите? Нет, вам нужно мое тело. Изнасилуете? Так уже. В тюрьму отправите? Так я согласна! Мне плевать, верите вы в мою невиновность или нет, я не нуждаюсь в вашем прощении. К вашему сведению, – обвела рукой свечи, пену, – все это я сделала для себя. Себе приятное, не вам. Лежала в этой красоте и думала, а есть мне ради чего жить? Ведь меня на этом свете ничего не держит. Я осталась одна, ни родных, ни близких. Исчезну – никто и не заметит, и горевать не станет.
Его руки крепко сдавили мои бедра, словно в попытке удержать. Взгляд полыхнул, прожигая ледяной синевой.