– Странная они пара с Бруно. Никогда бы не подумал, что Берлисенсис будет бегать на задних лапках за такой вульгарной девицей, которая в грош его не ставит.
– Тереса все же моя сестра, – напомнила я.
– Увы, от этого она лучше не стала. Вы с ней совсем не похожи, ни внешне, ни внутренне.
– Она в отца пошла, я в мать. Папина мама Тересу очень любила из-за этого, – вспомнила я. – «Наша порода», – говорила она.
– Твоя порода получше будет. – Он усмехнулся и провел ладонью по моему лицу, очерчивая его овал нежным касанием. – Знаешь, я, когда тебя увидел, даже засомневался, что ты настоящая, а не очередное папино приобретение в виде фантома.
– Я настоящая, – засмеялась я и легко чмокнула его в щеку. – Вот. Убедился, что никакой я не фантом?
– У меня остались серьезные сомнения, – вкрадчиво ответил он.
Его рука спустилась со щеки на шею, плечо, прошлась по моей руке до самых кончиков пальцев, а потом переместилась на талию, где и задержалась. Я чуть запрокинула голову, чтобы поймать его взгляд и убедиться, что не совершаю сейчас ошибки, но он понял меня совсем по-другому. Поцелуй, поначалу нежный, становился все более и более страстным, заставляющим меня забыть обо всем, что сегодня случилось.
– Пожалуй, нам стоит отсюда уйти, – чуть хрипловато сказал Андрес, – если мы не хотим порадовать твою сестру скрипом кровати. До этого совсем немного осталось.
Оказалось, что я уже лежу на этой самой кровати, его правая рука совершает увлекательное путешествие по моей ноге, левая – пытается разобраться в хитросплетении пуговичек на блузке, а я притягиваю этого фьорда к себе за шею и подаюсь навстречу, даже не думая останавливать. Дышали мы оба часто, как после хорошей пробежки. Я смотрела в его глаза и со стыдом понимала, что хочу продолжения, хочу, чтобы его руки прошли по моему обнаженному телу, даря вот эти странные будоражащие ощущения. И мне уже нет никакого дела до Тересы. В самом деле, пусть порадуется, если уж у нее других причин для радости не осталось.
Отчаянный крик Эдиты донесся до нас, заставив вздрогнуть и отпрянуть друг от друга. Горничная вопила не переставая, как испортившийся сигнальный артефакт, и ее немелодичные завывания наверняка разносились по всему дому.
– Что-то случилось, – встревоженно сказала я и бросилась к двери.
Мне почему-то вспомнилось, как Эдита так же испуганно орала в тот раз, когда застала Тересу вместе с Даниэлем. Но не могла же сестра устроить подобное прямо перед собственной свадьбой?
Как я и боялась, горничная оказалась на пороге Тересиной комнаты. Она страшно выпучила глаза и невоспитанно тыкала пальцем внутрь, продолжая истошно вопить. У меня просто сердце оборвалось в предчувствии неминуемого скандала. Я помедлила пару мгновений, собралась с духом и заглянула.
Тереса лежала на ковре около своей кровати. Ее волосы, как и тогда, разметались змеями. Черными глянцевыми змеями по светло-бежевому ворсу. Отвратительно безжизненными змеями. И сама она была неподвижна, как статуя, и такая же белая.
– Прекратила орать! – жестко сказал Андрес и тряхнул Эдиту за плечи. – Может, она еще жива, – потом добавил намного тише: – Хотя кого я пытаюсь обмануть? Здесь уже лекарь не поможет.
Горничная замолчала, будто из нее разом вышел весь необходимый для крика воздух, и лишь продолжала испуганно вращать глазами. А я только теперь заметила небольшое бурое пятно у головы Тересы и поняла, почему Эдита так орала, а Андрес сказал, что…
– Эдита, что случилось? – встревоженно спросила подошедшая мама и тут же громко ахнула.
Она метнулась в комнату, села на колени и взяла Тересу за руку.
– Фьордина Венегас, извините, но ее нельзя трогать до приезда Сыска, – мягко сказал Андрес. – Ей уже ничем не помочь. Даже искры жизни не осталось.