Вот по этим следам Сашка и бегал, искал места, где залегла сколопендра и, найдя, подходил тихонечко, стараясь не шуметь, втыкал в песок ствол винтовки неглубоко и стрелял туда, раз или два. Или сразу убивал тварь, или радовался, когда она вылезала из песка и ему удавалась её добить на свежем, так сказать, воздухе. Аким его не останавливал, выстрелы у винтовки негромкие, звук от них шёл только между барханов. Так что никто их услышать не мог, вот только патронов Саблину было жалко. А сколопендр нет. Он бы и сам их убивал с удовольствием. Теперь это было с ним на всю жизнь. Вот к таким болотным тварям, как выпь, баклан или медуза, или даже пиявка, Саблин никакого сожаления не испытывал. Но и убивал их, как правило, без особой радости. Убить медузу было необходимо, иначе так и будет приплывать и объедать его отмели и банки, сжирая всех ракушек. Конечно, он злился, когда баклан срывал рыбу с его крючка и тоже убивал его. Но никогда он не испытывал к болотной живности такой ненависти, какую испытывал к сколопендрам. Он радовался, когда видел, как разлетается на куски этот червяк от винтовочной пули. Да и пауков он давил теперь с удовольствием.
Степь ему не нравилась.
Вот и шли они с ненавистью, радовались, когда убивали очередную сколопендру. И только уже под самый вечер перед заходом остановились на ужин.
Глава 2
Найти бархан без пауков было невозможно. Если днём их почти не было, то с приближением вечера они начинали вылезать. Мало того, казалось, что чем дальше они идут на восток, тем больше становиться этих ядовитых созданий. Казаки устали, после ужина шли медленнее, но и мысли у них не появлялось прилечь на бархан. Пауки были всюду. Особенно на черных кляксах плесени и на растениях, которых сейчас было предостаточно. Как лежать там, где в щель твоего бронекостюма может залезть настолько ядовитое существо. И пусть оно не прокусит «кольчугу», но он может добраться до лица или до рук, с которых так хочется стянуть на ночь перчатки.
Сашка остановился, оглянулся и сказал:
— Слышь, урядник, ночью, наверное, придётся идти, спать ляжем утром. Не найдём мы «чистого» места для сна.
— Пошли, — согласился Саблин.
— Или, может, ты по-другому думаешь? — Цеплялся пулемётчик.
Аким знал, что Сашка просто поболтать хочет, что молчать целыми днями ему тяжко, он усмехнулся и повторил:
— Пошли, поспим утром.
— У меня аккумулятор на семьдесят процентов сел уже, — продолжал Каштенков.
У Акима он сел ещё больше, броня штурмовика потяжелее, электричества «жрала» побольше. Но Саблин устал, ему не хотелось говорить, он только и ответил:
— Угу.
— И что «угу»? — Не отставал от него пулемётчик, немного раздражаясь.
— Хорошо, — коротко сказал Саблин.
С одной стороны говорить ему не хотелось, но односложные, непонятные ответы злили Сашку, и это было смешно. Каштенков оборачивался, смотрел на него с упрёком, а он делал вид, что не понимает, отчего пулемётчик злиться.
— Чего хорошего? — Спрашивал Каштенков.
— Ну, хорошо, что тридцать процентов, — отвечал Аким, опуская голову, чтобы скрыть улыбку.
— И что в этом хорошего?