На глаза навернулись слезы, бабьи такие, от обиды, я побрела к вешалке, где оставила свой сюртук, чтоб достать из кармана носовой платок. Крестовский приблизился сзади, прикоснулся к плечу, накатила привычная слабость. Но так как та гипотетическая вожжа все еще была под гипотетическим хвостом, я резко развернулась и произвела бросок через бедро с последующим добиванием. Ну то есть на добивание времени не хватило – шеф завалился на спину, успев подсечь меня под колени, так что я упала сверху – грудью на грудь, как тогда, в подвале чародейского приказа. И сердце забилось часто, мне хотелось думать, что от физических усилий, или от злобы, или…
– Горазда ты, Евангелина Романовна, вехи обозначать, – сказал шеф и поцеловал меня в уголок рта.
Я пыталась подняться, чтоб хоть какое-то достоинство сберечь, но он не дал, удержав за спину:
– Теперь моя очередь обозначить, – и опять поцеловал, да так, что меня огнем обожгло, глубоко, властно, сладко.
– Я нес тебе цветы, чудо мое рыжее, а потом струсил, как мальчишка. Ты такая строгая была, отстраненная.
– Сам ты… чудо… рыжее… мое….
И каждое из этих слов было почти таким же сладким, как наши поцелуи.
А письмо маменьке я отправила только на следующий день.
ebooksa