– Я не понимаю, что ему нужно, – бросил Семен. – Игрушки в дочки-матери, то есть, простите, в сынки-папашки надоели мне до черта. Он же мне так и не объяснил, за каким лешим пытался с рыжей куртизанкой в «Саду наслаждений» свести.
– Это когда Геля андалузскую прелестницу изображала? – оживился Мамаев. – Наслышан, наслышан.
– Что она тебе рассказала?
– Не волнуйся, все, что утаила, я прекрасно себе вообразить смог, – Эльдар подмигнул. – Ну, не томи. До чего у вас дошло?
– Что… она… тебе…
– Это ревность. Спаси, Ванечка! – Мамаев отпрыгнул в шутливом испуге. – Да успокойся, Отелло, ничего она мне не говорила. Я андалузскую прелестницу допросил, Машеньку, пока мы с ней в госпитале здоровье поправляли. Кстати, милейшая барышня, жаль, что ее быстро куда-то перевели. А тебе, Семен, я бы посоветовал кота за хвост не тянуть, а ухаживать с усердием. Геля у нас существо трепетное, хотя и суфражистка, первый шаг она делать не будет.
– Это точно, – поддержал друга Зорин. – Мы же видим все, Семушка, замечаем, какими вы взглядами обмениваетесь, как вас тянет друг к другу.
– А еще, – Эльдар склонил голову к плечу, – когда нас в государевой канцелярии к награде представляли, кое-кто заметил, что кое-кто на нашу Гелюшку свой вельможный глаз положил. Причем первый кое-кто – это ваш покорный слуга, а второй – господин канцлер.
– Мы так и будем под дождем беседовать? – неприятным голосом спросил Крестовский.
– Так за чем у тебя дело стало? – участливо спросил Зорин, когда компания двинулась в сторону присутствия.
Навский морок изволил расшалиться в подвалах доходного дома в двух кварталах от чародейского приказа.
– Дело не во мне, – ответил Ивану Крестовский, – и даже не в ней, хотя некоторых ее реакций я ни понять, ни предсказать не в силах. Дело в Брюте. Он почему-то не желает рядом со мною спутницу видеть. Каждую нашу беседу он заканчивает увещеваниями, чтоб я на любовь размениваться не смел. Это ведь неспроста. А если он решит за Гелю приняться? Все помнят, что случилось с Евой стараниями его высокопревосходительства?
– Не хотела бы оказаться под венцом с Головиным, а также в его постели, так и не оказалась бы, – сказал Мамаев. – Думаешь, господину канцлеру есть что предложить нашей суфражистке? Думаешь, она на какого-нибудь графа купится?
– А если в этот раз Брют решится не подкупать, а силу вельможную задействует? Много ли надо провинциальной барышне без связей, без поддержки в верхах?
– Во-первых, Геля не просто телефонная барышня в присутствии, а целый надворный советник. А во-вторых, – Мамаев говорил с непривычной для него серьезностью, – у нее есть мы и ты, Семен Аристархович. Так что приводи себя в порядок и зови свою зеленоглазую Попович на свидание. А то, знаешь ли, уведут. Может, про Брютовы взгляды мне и показалось, но вот Бесник, к примеру, увести ее не прочь. А уж когда фильму с ним представлять начнут… Мне даже страшно подумать, какой серьезности соперник у тебя появится.
Крестовский улыбнулся и махнул рукой.
До конца присутственного времени он вполне успевал и с первым, и со вторым пунктом мамаевского плана, а также оставалось время заказать для барышни изящный цветочный букет в лавке, мимо которой они как раз проходили.
Юлий Францевич Брют тем временем вошел в полированные дубовые двери своих апартаментов, передал шляпу и трость ливрейному лакею, захватил с низкого столика прихожей стопочку личной корреспонденции и поднялся в спальню, по дороге успев скинуть сюртук на руки горничной.
– Как прошел день, Ю-и-ли-ий? – Женщина, возлежавшая на шелковых простынях кровати, тянула гласные. – Все о Берендии думаешь? Не бережешь ты себя, Юлий Францевич, ох, не бережешь.
– У тебя своей кровати нет? – неприветливо буркнул поименованный. – Сколько просил у меня не валяться. Ну же, Сикера!
ebooksa