Проклятие зеленоглазое, или Тьма ее побери

22
18
20
22
24
26
28
30

– Очень странное. Я замерзла уже, Даннтиэль…

– Разве? А выглядишь теплой, – не поверил он, проводя носом по моей щеке.

– Данн, у нас не так много времени! – вспыхнула факелом, едва на меня навалилось тяжеленное тело. Шея разгорелась от ласковых, неспешных поцелуев. – Тут уже вода, а там… камни эти…

– Вот даже не надейся, что я стану спешить, – он упрямо покачал головой над моим носом.

«Огхаррел… Точно спятил!» – подумалось мне ровно перед тем, как мозг окончательно отключился, убаюканный нежными прикосновениями и оголтелым грохотом разрушающегося храма.

***

– Матерь гхаррова!

Воздух вокруг вспыхнул тысячей искр, и я зажмурилась. Потому что и без того больно, а тут еще глаза режет… Совсем никакого уважения к жертве-добровольцу!

А когда все-таки приоткрыла веки, поняла, что прозевала «тот самый момент». Вокруг нас осыпалась какая-то закопченная сажа… И глаза на меня смотрели снова черные, как два тлеющих уголька. Внимательные, алчущие и подернутые мутной дымкой.

Я подождала еще хоть чего-нибудь эпичного. Молнии там, сверкающего вихря… Нет, гхаррушки. Вообще ничего.

– Не получилось? – прохрипела, когда жаркая ладонь согрела мой живот, и из него стало постепенно уходить чувство… То самое, в общем, чувство, которое и описывать-то не хотелось. Не то что испытывать.

Я начинала понимать мисс Хендрик, что предпочла квахаров и квадратные носы, а не вот это все. В какой-то (весьма конкретный) момент даже пожалела, что гигантский валун пролетел мимо и не избавил меня от страданий мгновенно.

– Получилось, Эйвелин. Не шевелись. Больно? – Данн виновато сглотнул и стер губами слезы, проложившие себе путь от уголка глаза прямо в ухо.

– Да огхарреть как! Вам бы самому так, сир рабовладелец! – пропыхтела сдавленно под неподъемным телом.

Стукнула его кулаком в божественную грудь (со всех сторон божественную, с какой ни посмотри), и Даннтиэль карикатурно охнул. Вид при этом имел настолько счастливый, словно сбылась его главная садистская мечта.

На самом деле, было уже терпимо. И с каждой секундой все лучше. То ли он в меня все-таки кинул «Эйфорией», забыв обещание, то ли дело было не в ней…

– А у меня в академии чемодан стынет. С сорочками дурацкими, – призналась ему зачем-то.

Пока болтала, я меньше думала, а стало быть, и меньше сгорала со стыда.

– Ты его все-таки собрала?

– Собрала, – вздохнула горько. Кому он теперь нужен, чемодан этот? – А морок пошел за вашей матушкой…