Флейтист так перенервничал, что вместо высокой ноты издал жутко неприличный звук, как если если бы громко дунул через рот с высунутым языком.
– Да ничего. Вы не слышали, как мы с дядей ссоримся. Большая часть грубых словечек в моем лексиконе – это его заслуга. Он говорит, что мямлю адвоката никто всерьёз принимать не станет, потому он никогда не стесняется в выражениях.
– И как поживает, Герр Хаслингер? – праздно поинтересовался Говард, но я уловила, как дрогнул его голос, когда он произнёс девичью фамилию моей матери.
– В трудах. Недавно вот забирал нас с Винсентом из клуба после выступления, – выпалила я.
А это вообще можно было рассказывать, вдруг у Винни отношения с отцом ещё сильнее испортятся? Но Говарда Вестерхольта это совсем не удивило. Он задал совершенно неожиданный вопрос:
– Вы с Винсентом теперь играете вместе?
– Так получилось… – и снова я, словно в чем-то постыдном признаюсь. Как если бы выступить на одной сцене с Винни было бы чем-то сродни сексу до свадьбы!
Ох… Надеюсь, об этом он не спросит. Я же вообще все ему выкладываю.
Но Говард до самого антракта больше ничего не говорил, да и на сцене не произошло ничего запоминающегося. Когда зажгли свет, он просто встал и вышел из ложи.
– Ну что там? – Винс потёр глаза, и не без удовольствия отметил, что отца его не было рядом.
– За все время мне заполнился только мальчуковая а капелла группа. Но по условиям конкурса они должны были петь что-то свое. А а капелла чаще заходит только как кавер бэнд.Так что провал. Надеюсь, наши девочки из академии это учтут и придумают что-то интересное. Жалко будет если “Святой Михаил” не дойдет до финала.
– Да уж. Но мне плевать на Циммермана если честно, это был его выбор. Он сам нас дисквалифицировал, пусть разгребает теперь.
Циммерамана может и не жаль, а вот перед Майклом совестно, учитывая, что с ним я знакома лично.
Винсент встал и пошёл к столику с закусками. После того, как он поругался с отцом, я ждала чего угодно. Что опрокинет поднос, высыпет все на пол, плюнет в тарелку. Но он сделал самое непредсказуемое: начал есть.
– Я голодный, как чёрт. А отец кучу денег заплатил за все это.
– Ты же вроде за независимость в его глазах боролся? – улыбнулась я.
– Морить себя голодом ему назло это тупо. Да и потом его же сейчас тут нет. Скажу, что ты все съела, – совершенно не стесняясь, сказал этот проглот.
– Ну знаешь, Вестерхольт! Тогда подвинься, я тоже хочу.
В парамнезии есть плюсы. Забывать о плохом совсем неплохо. Вот мы смеемся, жуем и давимся. Нам хорошо вдвоём прямо здесь и сейчас, и я всё чаще думаю, глядя на счастливое лицо Винни, а не выбросить ли мне кусочки разбитой мозаики? Можно же создать сотни новых воспоминаний. Взять хотя бы сегодняшний день: блинный суп в волосах, голый торс в учительском туалете, предложение встречаться, гонка по лесу, поедание дорогих закусок.
– Вот это просто бомба! – он похвалил тарталетку с чем-то подозрительно зеленым внутри, и к чему я не спешила притронуться. – Хочешь? Последняя осталась.